Под надзором уличных огней,
Шли мы к горизонту, зная слово:
- Финикиец несколько морей
Пересёк, чтоб дочь царя в оковы
Взять и увезти к пустыне.
В ней, пусть мертвой, думаю, что стынет
Тяжесть за лишение свободы,
То есть за возвращение туда,
Где грозит свирепый глаз Юноны,
Где любимый с властвущей - без сна,
Где оковы сняв, опять на входе
Новые оковы приняла. –
Долог был речей моих черёд
Об Ио, о воровстве богини,
И о том, как весь ее перед
Пал, оставив только имя
На устах царя, о вечной казни
На земле, но больше - в небесах:
О любви, которая не в праве
Ей владеть (но наяву и в снах
Овладевает).
- Так сильна любовь её была?
- Думаю, сильнее слова «сильный»,
Думаю, что пот, стекавший с лба,
От желаний неосуществимых,
От отверженности, страха, помещенья
От кумира в тесный изолятор
Выдал боль, крикливое мучение
Дом отдавшего в тотализатор.
То, что скрывают у его дворца
Ворота на горе, где пьют вино,
Лишь только по формальности – святые,
Не видеть с высоты ее крыльца,
Ей быть богиней - быть ей нелюбимой.
Что в комнате её? Рубцы на стенах:
На «Зевсе» - «Зевс» и на строке строка
Молений вытащить её из плена,
И скрыться на холмах.
«Дороже жизни» ~ малая цена,
Она платила болью, плотской мукой,
Терпеть и чашу ярости могла
От Геры, с ним стерпеть разлуку
могла.
- В сюжете персов твой большой рассказ
вмещался в пару строчек – все, что спето,
в нем бремя на влюбленного плечах
не освещается. Про это
Где я могу побольше прочитать?
- В глазах поэта.