Все выпарилось, и в сухом остатке
Хитиновая лодочка цикады,
Свернувшийся губной вьюнок,
Никем не тронутая полость флейты
И светлый обморок, как абажур.
Вся тяжесть вышла из меня, как шар,
Что покатился со стола гадалки,
Как страусиное разбитое яйцо,
Как мраморное пресс-папье, как память.
Теперь я легкой подавляемой зевотой,
Трехпалым напитавшимся инжиром,
Потрескавшейся чашкой и землей
Плыву в слоистом воздухе куда-то,
На голубых пластинах, в паланкине,
В геологических пластах небес.
Сам воздух держится на трех или пяти
Звенящих точках. Две из них в ушах.
А расстегнешь их - и пиши пропало.
Как будто я закинута монеткой
За дальний край души, где еще не был
Никто. За трех китов, за черепаху.
Откуда что пиши, что не пиши.
В священном слабосилии недуга
Я ежечасно припадаю ко всему,
И благодарно опираюсь на любое,
И принимаю форму всякого - смотри.
Я вещий плющ и черепичный зубчик.
Я пористый бетон и сухоцветы.
Весь дом на цыпочках едва привстанет
От первобытной легкости моей.
Никто себя не знает. Я - особо.
А потому случится что угодно.