об этом этапе безумия не слышали психиатры, это особый вид шизофрении или других расстройств: ты такая теплая, сонная и лохматая, говоришь о каком-то там печальном и горестном «не сбылось».
я тебе рассказываю о чем-то столь глупом, смешном, неважном: о цветущем вереске, сказках, седых морях, о кораблях – настоящих или бумажных, о восточных пряностях, крышах и голубях. ты стоишь и внимательно слушаешь – я теряюсь, повторяюсь, сбиваюсь, замену ищу словам: я – небесная акварель, и я бережно растворяюсь, позволяя планете расколоться
напополам.
я дарю тебе бисер, букеты ромашек, кусочки бархата, я шепчу богу сказки о вечности по ночам; ты смеешься и в чай добавляешь немного сахара и твой смех разносится эхом по городам – засияют звезды, сломаются все часы, остановятся все
вдаль
спешащие
поезда.
для меня -
линии ладоней твоих – мосты,
ведущие через Стикс в бесконечное «никуда».
я тебе рассказываю о чем-то столь глупом, смешном, наивном: о шоколаде, закатах и нежно-розовой акварели, о шумящей листве, далеком Нью-Йорке, о крепких винах, о попкорне и приторных яблоках в карамели. голос мой так дрожит и слова застревают в глотке, рассыпаются бисером, кружат, как первый снег: говорю о китайских фонариках, деревянных лодках, об узорах, начерченных волнами на песке. говорю тебе – и слова разрывают воздух, разбивают на части бессильную тишину: говорю бесконечно, все время срывая голос, говорю миллионы зим и одну весну, но
ты смотришь куда-то потерянными глазами,
и мы расходимся: до боли в висках чужие.
и охрипшим голосом я миру кричу о нежности,
васильками,
прорастающей
через
мои
колото-ножевые.