В потоке грехов и бездомья,
столичного права на ложь
волос твоих мятые комья,
и, может, за поясом нож.
Наряжена в вату и дыры.
Тяжёлое взгляду лицо.
Ищейка монетного пира,
царица умелых слепцов.
Ты когти кровавые тянешь.
Пороком опять увлеклась.
В туннеле вновь вянешь.
В устах ложь спеклась.
Принявши плевки и позоры,
поёшь чуток радостней вдов.
Незрячим мигаешь ты взором.
Мотив и не мил и не нов...
И с грешных взимаючи дани,
погибнешь, копейкой давясь.
И канешь в забвение рано,
Харону отдав свой запас.