Еврейской грамоте учил мой дед
Ободранных голодных ребятишек,
Он сам тогда был нищински одет,
Имел тетрадь,коня и пару книжек...
Старался он молиться,не роптать,
Сафа ведь древняя ему как сила,
Но умерла у парня ненька-мать,
Невеста бросила,подохла псина.
Тогда мой дед в бухгалтеры пошел,
Шепча по памяти мотив Деворы,
Он в этом деле старших превзошел,
Послать его хотели в контролеры.
Но он решил сам типографию открыть,
Собрал далеких братьев и сестричек,
Решил печатать книги-тиражи,
Ведь переплет лишь нитью ограничен.
Но перерублена была давно душа,
Дед все молился,плакал и молился,
Случился в типографии пожар,
Еврейский парень в Эфрику влюбился...
То была дочь раввина Галеви,
Богатый был раввин и гордый,
Но страсть прожгла как ядовитый эфедрин,
Любовь свернуть решила сини-горы...
Женился дед на Эфрике весной,
А уж к концу зимы она родила,
Видать случилось все под злой звездой,
В родах жена его томясь погибла...
Он не женился боле,сыновей растил,
К заядлым масоретам сам прибился,
Он Богу смерть такую не простил,
И небеса поджечь грозился...
Молился дед,орал сквозь слезы Шма,
Он Шмонэ Эсрэ точно брань шептал уныло,
Еврейской грамоте училась все душа,
Сердце парило над жестоким миром...
Вот слышал я как дед читал Дварим,
Благословлял ослепших херувимов,
Неся в крови старо-еврейский ритм,
Стал я как дед кустом неопалимым...