Однажды Гоша не проснулся,
Лишь дверцу в вечность приоткрыл.
Во сне он смерти улыбнулся,
Послав ее с последних сил.
Мольберт, бутылки да бумага,
И в краске выпачкан паркет,
Натуре духа много надо,
Таланту лишь замены нет.
К нему на выставку в апреле,
Сходились все, кому не лень,
И таял снег с картин в капели,
В любви сливался с ночью день.
В печальный взгляд он всунул вечность,
Добавил небу дар земной,
В природу - смысл и человечность,
В мороз крещенский - страсть и зной.
Господь открыл ему калитку,
И Гоша нёс свой крест, как мог.
Грязь да осколки битой плитки,
Асфальт ворованных дорог.
Он оживил пустые веси,
Куски нетронутой земли,
Себя сжигал, топил, калечил,
Его понять мы не могли.
То, уходил в себя, закрытый,
Ругался, спорил с нами, ‘’блин’’,
То влез в костюм, врачом подшитый,
То в вену с Вены героин.
Сходило с рук, лишь неотложка,
Припарковалась у дверей,
Все та же скользкая дорожка,
Увозит заполночь друзей.
Успех ложится тяжкой ношей,
И мыслей тьма не видит свет.
Недорисованная Гошей,
Печалька наших смутных лет.
И все же, что- то остаётся,
Средь слов, скульптур, томов, картин.
И сердце Гоши где-то бьется,
Рубя хрусталь с застывших льдин...