Сначала было Слово – нет, слова -
первоисточник мы зовём каноном.
И жизнь померкла с похоронным звоном,
когда закончилась последняя глава.
Сидели мы ошеломлённо, сил
не чувствуя и на аплодисменты.
В венки вплетались траурные ленты:
наш пантеон безвременно почил.
Антею больше не к чему припасть.
Блаженство сопричастности прервалось.
Мы вспоминали, как всё начиналось -
воспоминания подогревали страсть.
Хотелось, как Иисусу, в тот миг
сказать: «Эй, Лазарь, вон поди! Врскресни!»
Увы – не бесконечны строки книг
и кадры фильмов под финальной песней.
А жажда есть. А жажду не унять,
как голода не утолить вампиру.
И вот нам по придуманному миру
приходит мысль продолжить сочинять.
И памяти туманный лабиринт
вдруг обретает полиорганию,
и мы, как у Лукьяненко, Иные -
фандом живёт, на теле нас растит,
а мы его приумножаем мощь.
И где-то там, невидимо в эфире,
как звёздный свет, когда уходит ночь,
мы снова существуем в Нашем мире.
И он растёт, как дом растёт на нас,
ветвится, множится и расцветает,
и так, как Лазарь, гроб свой покидает
на каждый клип, на арт или рассказ.
Мы воскрешаем и растим фандом,
и он питает нас в благодаренье,
как мать детей питает молоком.
И мы – сектанты этого творенья –
не видим для себя – Иных – иных
путей, чем пребывать в мирах сиих.