(из проэзии)
В ту осень тысяча девятьсот восемьдесят девятого года мы с тобой так часто ссорились, что мне приходилось часами просиживать у твоего окна на пенёчке в Строгинском парке.
Временами шёл дождь, и я прятался от него под своим ветхим зонтиком. Закуривая сигарету, я чиркал зажигалкой так, чтобы ты из своего окна видела не только её огненный писк, но и меня. А я видел то, как ты в смущении задёргивала шторы, и ликовал!
Бывали дни, когда мы с тобой задерживались на семинарах допоздна, и тогда мне приходилось выдумывать повод для пересадки со своей ветки метро на твою. Из этого у меня ничего не получалось и мне приходилось становиться вольным свидетелем твоего гнева в простодушие голи, какая опростоволосилась в своих безумных надеждах и выдумках.
Но бывали и такие осенние дни, когда не было ни дождей, ни поздних окончаний семинаров.
В один из таких дней я ждал тебя на пенёчке в Строгинском парке, разворачивая почтовую обёртку только что полученной мной бандероли.
- Всё сидишь, Олежка? - спросил, щурясь на меня эдаким хитрованцем, горбоносый дворник Михалыч.
- Всё сижу, Михалыч.
- Хотя бы раз увидеть ту зазнобу, что ты тут, почитай, уж как с месяц дожидаешься. "Ява" у тебя "Явская" или "Дукат"?
- "Явская", Михалыч, "Явская". Давай, закуривай и не трынди. И без тебя тошно.
Михалыч закуривал и, покачивая головой, садился рядом со мной.
В запахе прелой осенней листвы было нечто такое пьянящее и сокровенное, что мне хотелось смеяться и плакать.
- Михалыч, может, сбегаешь?
- Никак припекло тебя, парень.
- Да люблю я её, сволочь!
- Тогда добавь ещё пару рубликов на закуску. Эх, ты! Олежка-сыроежка... А ещё книжки читаешь...
Михалыч ушёл.
Вокруг меня горели костры, в огне которых, как все мои надежды, таяла осень.
Я развернул бандероль, выбросил обёртку в костёр, открыл том и вдруг услышал:
"В роще под липкой
Приют наш старый
Если найдёшь ненароком ты,
Молвишь с улыбкой:
«Что за парой
Травы примяты и цветы?»
На опушке средь ветвей —
Тандарадай, —
Пел свидетель — соловей..."
10 августа 2018