II
Хоть ночь стояла широка,
За часом час неизменима,
Поры предутренней тоска
Струилась зыбко и незримо
Во влажном воздухе густом -
Жемчужном с примесью корунда -
В пространстве белом и простом,
Привязанном к причальным тумбам
Швартовов косвенным крестом...
Вдруг ветер загулял по румбам;
Рванул направо, к морю, в крик
Взлетевших чаек, в муть рассвета;
Мыс обогнул - и напрямик
Пошёл на город, как ракета...
И через семьдесят минут
Турецкий шторм даёт салют
Такой, что всё дрожит при этом.
Султаны пены ввысь встают
У волноломов. Покрывало
Ночного снега там и тут
Дырявят, налетая, шквалы.
В порту волненье, кранцев визг -
Суда вжимаются в причалы.
Уже светло, и вихри брызг,
Взвиваясь, отливают сталью.
А дождь сечёт во весь опор,
Смывая снег со склонов гор,
Освобождая даль за далью
От липкой стылой пелены -
Лохмотьев зимнего наряда
Далёкой северной страны,
Всю ночь у нас царившей кряду.
На улицах потоп и жуть,
Непроходимая трясина:
Останки снега, ливня муть,
Внизу кой-где таится льдина,
И всё кипит от новых вод,
Текут со склонов грязь и глина.
Дождь всё идёт, идёт, идёт...
А ветер пахнет как в апреле -
Арбузом, хвоей (словно лес
Стоит у моря в колыбели),
Солей собраньем, в коих йод, -
Да только по-декабрьски рвёт.
Такое пиршество небес,
Враз оказавшись на панели,
Чрезмерно усложняет ход
Пересекающего площадь
Посланца некого, чей вид
Последовать не вдохновит
За ним. Пожалуй, будет проще
В челне поплыть, борясь с волной,
(А шест скользит, снежка касаясь),
И верный курс держа домой,
Иль воспарить, от вод спасаясь.
Так воспарим, читатель мой!
И ты, и я - не без греха,
Но преимущество стиха
И - шире - всей литературы
Пред грубой явью, мыслю, в том,
Что, вымыслом своим влеком,
Одолевает власть Натуры
Творец - и утверждает власть,
Когда потребно, в бездну пасть,
Не повредив ни стих, ни выю;
А коли надо - прянуть ввысь,
Подкравшемуся каркнув "брысь",
Как прежде, в годы вороные...
Но это - в сторону. Бог с ним!
Итак, читатель, полетим.