В цвет индиго вечернего неба подмешан разбавленный антрацит,
Я бреду тротуаром осенним под пристальным взором слепых фонарей.
Они льют размытый и тусклый свет, но блестят внутри как гиацинт,
Путеводные стражи бескрайних дорог, родители грозных теней.
В угрюмых фонтанах, наполненных тухлой, стоялой водой дождевой,
Разноцветной армадой устало дрейфуют платановые корабли.
На них исподлобья взирают, одетые в камень суровой судьбой,
Затравленным взором отнятой свободы, пленённых зверей цари.
Дотлевают застрявшие ветви, покрытые рыжей, пожухлой листвой,
На пиковых решётках, изъеденных ржавчиной, голых, пустынных мостов.
Почернели аллеи, мечтавшие в тайне, хоть на миг гулкой стать мостовой,
Но мечты не сбылись, это дом престарелых дерев и согбенных кустов.
Здесь на каждом растении, тропинке, предмете, смерти лежит печать,
Тут всё отмирает, в тоске и забвении доживает мучительный век.
И нету сил крикнуть, рвануть тишину, лишь дозволено скорбно молчать,
Всё погибнет уж скоро, осталось дождаться, когда саваном ляжет снег.