Несмотря на огромное количество исследований, посвящённых Пушкину на протяжении вот уже трёх столетий, продолжают существовать значительные разногласия по поводу очень важных аспектов для понимания того, что же произошло в конце января 1837 года на Чёрной речке между Пушкиным и Дантесом, почему это произошло, и почему произошло именно так.
Между ними произошёл поединок на пистолетах, до сих пор ошибочно именуемый дуэлью. Почему ошибочно? Дуэлью называется только тот поединок между участвующими в нём, на который одна из сторон вызвала другую. Как известно, ни Дантес, ни Пушкин в январе 1837 года на дуэль друг друга не вызывали. Да, осенью 1836 года Пушкин действительно вызывал Дантеса на дуэль, но сам же свой вызов и отменил в связи с официально объявленной свадьбой между Дантесом и сестрой жены Пушкина Екатериной Николаевной Гончаровой. Всё. Других вызовов ни один из них никому не делал.
В январе 1837 года Пушкина вызывал на дуэль посланник Нидерландского королевства барон Луи-Якоб-Теодор ван Геккерн де Беверваард. Но на дуэль сам он не явился, а отправил туда Дантеса. Вместо себя. Интересная, кстати, дипломатическая ситуация: офицер русской армии выходит на поединок с подданным России Пушкиным, представляя на поединке посла иностранной державы, олицетворяющего собой Нидерландское королевство. Повторяю, для Дантеса это поединок, а не дуэль: лично он никого никуда не вызывал, и его тоже никуда не вызывали.
Посол иностранного государства - весьма высокий официальный статус. Кого могло вызвать на дуэль лицо, являющее собой лицо европейского королевства в России? Дворника могло? Нет. А титулярного советника? Посол - против (согласно табели о рангах) мелкого чиновника 9-го класса? Сомнительно. Однако, известна и вот уже почти двести лет повторяется официальная запись из послужного списка титулярного советника в звании камер-юнкера Александра Пушкина, (опубликовано в 1937 г.): «...Обучался в Императорском Царскосельском Лицее. Выпущен из оного и по высочайшему указу определен в ведомство иностранных дел с чином коллежского секретаря 1817 г. июня 13-го. По высочайшему указу уволен вовсе от службы 1824 г. июля 8-го. ... По высочайшему указу определен по-прежнему в ведомство государственной коллегии иностранных дел тем же чином, 1831 г. ноября 14-го. Пожалован в титулярные советники 1831 г. декабря 6-го. Пожалован в звание камер-юнкера 1833 г. декабря 31-го.»
Вроде бы всё верно, и никаких разночтений быть не может. Но не так всё просто. Если уж разбираться, то сначала следует определиться со значениями слов, упоминаемых в табели о рангах. В ней говорится о чинах. Титулярный советник - чин, а камер-юнкер в пушкинские времена уже не чин, а звание. Чин камер-юнкера был в России отменён с 1809 года. А звание - осталось. Поэтому обратимся к словарям. Согласно толковому словарю Ожегова: «Звание - официально присваиваемое наименование, определяющееся степенью заслуг, квалификацией в области какой-н. деятельности, служебным положением. Воинские звания. Ученое з. профессора. 3. заслуженного артиста». То же самое утверждает Большой энциклопедический словарь: «Звание - устанавливаемое и присваиваемое компетентными органами наименование, свидетельствующее об официальном признании заслуг отдельного лица или коллектива либо о профессиональной, служебной, научной или иной квалификации. Существуют звания почётные, воинские, учёные, спортивные, персональные, квалификационно-профессиональные, лауреатов премий, конкурсов и др». А что такое «чин»? Заглянем в толковый словарь Ушакова: «Чин - Степень служебного положения государственных служащих, гражданских и военных (дореволюц., загр.)».
Таким образом, чин - это должность, а звание - статус. То есть, к примеру, президент страны и главнокомандующий - это должность (чин), а звание - может быть, и полковник. На должность самого себя можно и назначить, например, генеральным директором, а вот звание самому себе дать невозможно. Звания присуждают другие. Командующим армии может быть и простой мужик, если армия эта, например, пугачёвская, повстанческая. А вот генералом себя самого назначить невозможно, это звание, а не должность.
И в пушкинские времена обо всё этом хорошо знали все, в том числе и писатели. «Дай бог здоровья вам и генеральский чин», - пишет Грибоедов в своём «Горе от ума». В этом пожелании явно говорится не о звании генерала, а о получении должности (чина), соответствующей генеральскому званию.
«Ты, однако же, сказал, какой на мне чин, и где служу?» - спрашивает Гоголь устами Подколесина - героя пьесы «Женитьба», подразумевая именно служебное место, должность, а не звание.
Знал об этом, естественно, и сам Пушкин. К сожалению, не заметил пока, чтобы кто-то из исследователей биографии Пушкина обратил внимание на то, что чины в соответствии с табелем о рангах повышались в зависимости от выслуги лет. Так, к примеру, срок выслуги для получения следующего чина титулярного советника для коллежского секретаря составлял 3 года. Для получения чина (должности) коллежского асессора титулярному советнику так же нужно было отслужить в своей должности 3 года. Коллежскому асессору дабы стать надворным советником нужны были уже 4 года службы. Надворному советнику для получения должности (чина) коллежского советника - ещё 4 года. И, наконец, коллежский советник становился статским советником тоже через 4 года. Итого, коллежскому секретарю для того, чтобы стать статским советником необходимо было проработать в соответствующих должностях 3+3+4+4+4= 18 лет. Это при обычном продвижении по службе. Если же учесть то обстоятельство, что кандидату на повышение чина, удостоившемуся именного разрешения императора (или, как было принято писать тогда «Высочайшего благоволения»), один год из установленного срока убавлялся. То есть, срок получения коллежским секретарём чина статского советника мог уменьшаться с 18 до 17, 16, 15, 14 и даже до 13 лет, если «благоволение свыше» присутствовало.
Обратим внимание на то, что Пушкин состоял на службе с 1817 по 1824 годы. И помнил он об этом хорошо. И не только помнил, но и другим напоминал. 21 июля 1831 года Пушкин пишет Александру Xристофоровичу Бенкендорфу: «Заботливость истинно отеческая государя императора глубоко меня трогает. Осыпанному уже благодеяниями его величества, мне давно было тягостно мое бездействие. Мой настоящий чин (тот самый, с которым выпущен я был из Лицея), к несчастию, представляет мне препятствие на поприще службы. Я считался в Иностранной коллегии от 1817-го до 1824-го года; мне следовали за выслугу лет еще два чина, т. е. титулярного и коллежского асессора; но бывшие мои начальники забывали о моем представлении. Не знаю, можно ли мне будет получить то, что мне следовало…»
Я не случайно акцентирую внимание на должности статского советника. Вот текст Указа Николая I в том виде, в каком он был зарегистрирован в 1836 году: «9336. Июня 23. Именный, объявленный Министру Императорского Двора Управляющим делами Комитета Министров. О непредставлении к пожалованию в звание Камер-Юнкеров чиновников ниже Титулярного Советника, а в Камергеры ниже Статского Советника. Государь Император по статье журнала Комитета Министров 9 сего Июня о том, что Ваша Светлость изволили сообщить г. Председателю Комитета, что Его Императорскому Величеству не благоугодно впредь жаловать в звание Камер-Юнкеров чиновников ниже Титулярного Советника, - в 20 день текущего месяца собственноручно отметить изволил: «в Камергеры не ниже Статского Советника». О сем Высочайшем повелении Комитет поручил сообщить всем Министрам и Главноуправляющим отдельными частями, от коих поступают представления к наградам чрез Комитет Министров».
Из этой записи следует, что и монарх прекрасно разбирался в отличиях между чинами и званиями. Из него следует, что звание камер-юнкера Пушкин мог иметь по своей должности титулярного советника, а для того, чтобы получить звание камергера, ему надо было дослужиться до чина статского советника! Именно на это ключевое обстоятельство регулярно ссылаются все противники версии того, что Пушкин на момент своей смерти находился в ином, более высоком придворном звании, нежели звание камер-юнкера. Помимо царского указа и записи из послужного списка Пушкина нередко приводится в пример (с комментариями пушкинистов) следующие записи самого поэта о присуждении ему звания камер-юнкера: «Поэт, которому шел в то время 35-й год, воспринял это назначение с нескрываемым раздражением. «Третьего дня, — записывает он в дневнике 1 января 1834 г., — я пожалован в камер-юнкеры — (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы NN (Наталия Николаевна) танцевала в Аничкове», «...произведен в камер-юнкеры. Теперь ко мне обращаются "ваше высокородие". Как-никак, а, практически, статский советник или бригадир...» Тут следовало бы сделать оговорку на то, что Александр Сергеевич был личностью ранимой и чувствительной и звание своё сгоряча называет звание чином. Чин камер-юнкера действительно соответствовал гражданскому чину статского советника и военному чину бригадира. Но означенный чин был отменён в 1809, о чём я уже здесь упоминал.
Так что? Королевский посол на самом деле сделал вызов на дуэль мелкому чиновнику 9-го класса? Оппоненты этой версии, выглядящей весьма правдоподобно, между тем ссылаются на следующие очевидные обстоятельства, умолчать о которых тоже невозможно: перед вами текст важнейшего во всей истории поединка Пушкина с Дантесом официального документа. Приговор военного суда от 19 февраля 1837 года: «По указу Его Императорского Величества Комиссия Военного суда, учрежденная при Лейб-Гвардии Конном полку над поручиком Кавалергардского Ее Величества полка бароном Дантесом Гекерном и камергером Двора Его Императорского Величества Александром Пушкиным, соображая все вышеизложенное, подтвержденное собственным признанием подсудимого поручика барона Геккерна, находит как его, так и камергера Пушкина, виновными в произведении строжайше запрещенного законами поединка. А Геккерна — и в причинении Пушкину раны, от коей он умер. Комиссия приговорила подсудимого поручика Геккерна за таковое преступное действие по силе 139 артикула Воинского сухопутного устава и других, под выпиской подведенных законов, повесить, каковому наказанию подлежал бы и подсудимый камергер Пушкин, но как он умер, то суждение его за смертью прекратить. Впрочем, таковой приговор комиссия представляет на благоусмотрение высшего начальства». Задайте вопрос самим себе: мыслимо ли, чтобы в официальном документе, в решении военного суда, выносящего серьёзнейший вердикт о судьбе двух людей дворянского сословия, ошибочно указывалось звание погибшего человека, известного всей России?
Камергером именовали Пушкина и поручик Дантес, и посол Геккерн, и секундант покойного подполковник Данзас, и командир кавалергардского полка генерал-майор Гринвальд, и начальник гвардейской кирасирской дивизии генерал-адъютант Апраксин. Тот же чин камергера фигурирует в секретном рапорте штаба Отдельного гвардейского корпуса генералу Кноррингу от 30 января 1837. И не только 30 января и 19 февраля, но и 11 марта 1837 года командующий отдельным гвардейским корпусом генерал-адъютант Бистром и начальник штаба корпуса генерал-адъютант Веймарн в письме аудиторскому департаменту военного министерства по-прежнему именуют Пушкина камергером. Могло ли такое количество ответственных опытных военачальников в генеральских погонах внезапно на полтора месяца впасть в коллективное безумие и именовать Пушкина не по его истинному званию? Я в такое не верю. В массе своей военные люди - народ весьма приземлённый и в эмпиреях не витает: сама их деятельность тому как-то не способствует.
Обычно оклад чиновника соответствует уровню значимости его должности. И, если рассматривать совокупность косвенных признаков, указывающих на реальную должность человека, то на размер официального оклада следует обратить внимание. Дворника, получающего оклад премьер-министра вообразить себе, конечно, можно, но найти такого дворника в реальной жизни - вряд ли…
Намекая на бедность Пушкина зачастую упоминают вот такой отрывок: «В одном из своих писем в 1822 году Пушкин писал: «Правительству угодно вознаграждать некоторым образом мои утраты, я принимаю эти 700 рублей не так, как жалование чиновника, но как паек ссылочного невольника». 700 рублей в год ассигнациями – таков был оклад Пушкина-чиновника». Упоминание, конечно, верное, но ведь оно относится не ко всей жизни гения, а только к его молодости, когда он числился кем? Коллежским секретарём. С соответствующим окладом.
Р. Г. Скринников в книге «Пушкин. Тайна гибели» цитирует беловой вариант письма Пушкина Бенкендорфу: «Не смею и не желаю взять на себя звание Историографа после незабвенного Карамзина; но могу со временем исполнить давнишнее моё желание написать историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III». Далее Скринников пишет: «Предложение Пушкина пришлось кстати. На письме Пушкина Бенкендорфу монарх пометил: «Написать г-фу Нессельроду, что государь велел принять его в Иностранную Коллегию… для написания Истории Петра Первого»… 26 сентября 1831 г. А.И. Тургенев сообщил в письме брату важную новость: «Александр Пушкин точно сделан биографом Петра I и с хорошим окладом». Вскоре же и сам поэт известил приятелей о свалившейся на его голову милости: государь «записал меня недавно в какую-то коллегию и дал уже мне (сказывают) 6000 годового дохода». «Царь взял меня на службу, - писал поэт Плетнёву, - но не в канцелярскую, или придворную, или военную - нет, он дал мне жалование, открыл мне архивы…»
Цитирую Скринникова дальше: «В июле 1831 г. царь распорядился, чтобы поэту было положено жалование. Но прошёл почти год, прежде чем дело сдвинулось с мёртвой точки. Назначение Пушкина историографом привело к межведомственной тяжбе.
Граф Нессельроде долго отказывался платить деньги коллежскому секретарю Пушкину. Министр внутренних дел Блудов при встрече с поэтом по-дружески сообщил, что говорил с государем и «просил ему жалования, которое давно назначено, а никто выдавать не хочет». Николай I приказал Блудову обсудить дело с Нессельроде. «Я желал бы, чтобы жалование выдавалось от Бенкендорфа», - отвечал тот.
В 1828 г. Бенкендорф предлагал Пушкину поступить на службу в III Отделение. Высшие сановники империи, конечно же, знали об этом, чем и объясняется реплика Нессельроде. Министр подчинился лишь после того, как 4 июля 1832 г. получил через Бенкендорфа высочайшее повеление платить жалованье Пушкину в Министерстве иностранных дел. В связи с поступлением на службу коллежский секретарь Пушкин был произведён в титулярные советники. С него взяли подписку о непринадлежности к тайным обществам и масонским ложам, а затем привели к присяге на верность царю. В официальной табели о рангах Пушкин занял невысокую ступень чиновника IX класса. Соответственно он получил оклад в 5000 рублей ежегодно и право на обращение «Ваше благородие».
Итак, коллежский секретарь с годовым окладом 700 рублей, а следующий за ним чин титулярного советника с годовым окладом… 5000 рублей? Вы понимаете, что это немыслимо? Что такого оклада не могло быть ни у кого, если бы у него действительно по табели о рангах была должность 9-го класса? Вот вам второй аргумент, свидетельствующий о том, что и фактический чин, и фактическое звание Пушкина были иными: 1) сбесившийся генералитет, тотально именующий Пушкина камергером; 2) сбесившаяся зарплата, молчаливо принимаемая пушкинистами за зарплату «титулярного советника». И это ещё не всё! Далеко не всё.
В связи с имевшимся у Пушкина вопросом выслуги лет обратим внимание на, говоря современным языком, его общий «трудовой стаж» . С 1817 по 1824 годы - 7 лет. Это ясно. А вот дальше в связи с увольнением с работы и заключением в псковскую ссылку (Михайловское) стаж прерывается. Возобновляется он по версии официальных историографов в ноябре 1831 года. Однако, вот на что я хотел бы обратить внимание: официальный стаж и официальная должность. А мы уже убедились на сколько в данном случае официальная должность отличается от официальной зарплаты. В июне 1829 года Пушкин был в Турции в составе русской армии. Известно, что на обратном пути из Тифлиса в Санкт-Петербург Пушкин предъявлял подорожную такого содержания: " Господину чиновнику 10 класса Александру Сергеевичу Пушкину, едущему от Санкт-Петербурга до Тифлиса и обратно, предписано Почтовым местам и Станционным смотрителям давать означенное в подорожной число почтовых лошадей без задержания, и к приезду оказывать всякое содействие". Напоминаю, что 10 класс - коллежский секретарь. Выше уже упоминалось о том, что в 1828 году Бенкендорф предлагал Пушкину работу в своём ведомстве. Об итогах их переговоров мне неизвестно, однако получить такую подорожную без ведома Бенкендорфа сомнительно. Подорожная - документ официальный. В нём Пушкин называется не бывшим чиновником, а просто чиновником, то есть, гражданским служащим в своей должности. Таким образом, возникает повод для сомнения в том, что Пушкин был принят на работу в 1831 году, а не как минимум в 1829-ом или даже в апреле 1828 года, когда от Бенкендорфа поступило известное предложение. Если же это так, то реальный стаж Пушкина к 1837 году составлял… 16 лет, срок, которого с учётом «Высочайшего благоволения» вполне достаточно для вступления Пушкина в должность статского советника, а следовательно, и для присуждения ему придворного звания камергера Его Императорского Величества.
Кстати говоря, замечу уважаемому писателю Скринникову, что Нессельроде, так не желавший платить Пушкину из казны министерства иностранных дел, всё-таки вывернулся и не платил ему никакого жалованья. Установлено, что Пушкин получал официальную зарплату не в МИДе, а из специального фонда Николая I в министерстве финансов. Такое практиковалось только в самых исключительных случаях с особо ценными сотрудниками. Кстати, для затрат по написанию истории Пугачевского бунта Пушкин получил от Бенкендорфа 40 тысяч рублей серебром (то есть, примерно 160 000 рублей ассигнациями). Какому титулярному советнику такое могло присниться? Никакому. А с историографом Его Величества это произошло, как говорится, в рабочем порядке.
Мы убедились со слов основного свидетеля - поэта Пушкина в том, что он заслуженно мог именовать свою должность «историограф России» поскольку сам признавался в этом: «Царь взял меня на службу, но не в канцелярскую, или придворную, или военную - нет, он дал мне жалование, открыл мне архивы…» Однако, официально ни такой должности, ни такого звания при дворе не существовало.
Ещё при жизни русского гения множество людей относилось к нему не как к какому-нибудь титулярному советнику: Пушкина просили о покровительстве, у Пушкина искали заступничества… Вот только два случая из многих подобных им… В июле-августе 1836 года Александр Сергеевич пишет А.А.Жандру об одном из просителей: «Я обещался его тебе представить, отвечая за твою готовность сделать ему добро, коли только будет возможно». Нужно иметь в виду, что Жандр в 1836 г. занимал должность директора канцелярии морского министерства. Согласитесь: никакой камер-юнкер и помыслить бы не мог так обращаться к подобного ранга чиновнику и тем более – заранее за него отвечать.
Кстати, Александр Сергеевич далеко не всегда соглашался помочь просителям, некоторым и отказывал, как отказал Н.А. Дуровой, которая торопила его с изданием её «Записок» и просила его превосходительство Пушкина представить её опусы Николаю Первому на войсковых маневрах. Ей он ответствовал следующим образом: «Государю угодно было стать моим цензором: это правда; но я не имею права подвергать его рассмотрению произведения чужие».
Пушкин мыслил масштабами крупного государственного деятеля России. Так, например, в ноябре – декабре 1836 года он пишет В.Ф. Одоевскому: «…по моему мнению, правительству вовсе не нужно вмешиваться в проект этого Герстнера (о постройке железной дороги, Э.А.). Россия не может бросить 3 000 000 на попытку. Дело о новой дороге касается частных людей: пускай они и хлопочут. Всё, что можно им обещать, так это привилегию на 12 или 15 лет. Дорога (железная) из Москвы в Нижний Новгород еще была бы нужнее дороги из Москвы в Петербург — и мое мнение — было бы: с нее и начать...»
Есть ещё одно весьма влиятельное официальное лицо, которое пусть не напрямую, пусть косвенно и посмертно, но всё-таки подтвердило версию о том, что в конце своей жизни Пушкин был не камер-юнкером. И лицо это - государь император Николай I. Как известно, после гибели Пушкина царь распорядился о зачислении обоих сыновей покойного в самое привилегированное военное учебное заведение России — Пажеский корпус. Каждому из сыновей его была установлена пенсия в размере 1200 рублей в год.
С 1829 года согласно высочайше утверждённым правилам о порядке зачисления в пажи и определения в Пажеский корпус, право зачисления малолетних сыновей в пажи было предоставлено исключительно родителям, относящимся к первым четырём классам табели о рангах. Так вот, четвёртым классом, имевшим такое право, являлись лица в звании камергера. Николай не мог об этом не знать, а значит, поступил в согласии с им же установленными правилами.
Понимаю, что и мои доводы убедят не всех. Камергером он был или камер-юнкером, возможно, имело большое значение для того, кто вызвал его на дуэль, но сам на неё не явился. А для России он был и остаётся просто Пушкиным. Это его самое высокое звание. Дать звание Пушкина или назначить Пушкиным невозможно.
Использованные материалы:
1. Письма А.С. Пушкина
2. Вопросы истории https://ru-history.livejournal.com/3759517.html
3. Пётр Лебедев. «Тайный режиссёр гибели Пушкина» http://www.proza.ru/2008/05/19/304
4. http://ptiburdukov.ru (Компиляция: Вадим Третьяков)
5. http://www.online812.ru/2013/06/06/014/
6. Р. Г. Скринников. «Пушкин. Тайна гибели