Из цикла «Петербуржцы»
Юйка
В. Т.
Остаток лет, а может быть и дней,
я выгребаю, путинская яма,
и выношу наружу. Свет в окне,
ещё предутренний, ещё неявный
скольжения, выносит на руках,
закутанного в шаль под звёздный полог
и оставляет отдышаться. … Ах!
Я матушку узнав, прошу: «Исполни!» …
И саночки, и стоптанный прозОр
подшитых скрипом катанок, и деда
неторопливый говорок… Насквозь
я так промёрз. …
Я так ищу
согреться!
P. S.
Вспомни, как ты, — во Ржеве ли, Смоленске? — когда я закрывался в спаленке, мог часами стоять у двери и плаксиво канючить:
«Юйка, откёй двей!»
Тебе не было ещё и четырёх, мне восьми лет. И как уже потом, кажется в Невеле, твоё раскатистое «р-р-р…» в императиве Юррррка, уже не нуждалось в помощи. Наверное отсель мы и стали отдаляться друг от друга. И с той минуты я что-то не припомню, кроме как за обеденным столом, ни одного эпизода совместных игр, учёбы,… жизни.
И теперь, прости, я уже не сомневаюсь, что отцы у нас разные. Ах, матушка! Да и разве любовь была ли когда грешной, если настоящая?! И вот ещё, верни из её альбома, вспомни, фотографию обер штабс-капитана с золотым аксельбантом от плеча и вензелем «Его Императорского Величества» на эполете!
Шутка.