Рассвет над морем — зрелище одновременно прекрасное и завораживающее. Таинство природы, пробуждение которой начинается именно здесь — с этого робко–розового румянца на горизонте и тоненькой солнечной дорожки, ложащейся на спокойную бутылочно–зеленую гладь воды.
Ей было зябко, и она обняла себя за плечи непослушными руками. Эта бесконечная, сумасшедшая ночь подходила к концу… Растворялась в стремительно светлеющей небесной лазури, навсегда исчезала в белой пене перламутровых облаков. Прохладный утренний бриз невесомо касался разгоряченного лица и нежно ерошил длинные волосы, беспорядочно разметавшиеся по спине.
— Будешь? — Спросил толи Женька, толи Сережка — их имен она не запомнила. Да и зачем? Он протягивал пластиковый стаканчик, наполненный терпким красным вином.
Там — в начале этих длинных темных часов - оставались две бутылки мятного ликера, коньяк и невесть откуда взявшийся самогон, который они разбавляли «Кока-колой» и апельсиновым соком. Оранжевые искры от костра взмывали в небо, зажигая новые звезды. Убаюкивающе шумело море, и желтые глаза машинных фар загадочно скользили по пологам палаток, заставляя вздрагивать от неожиданности, когда внутренность маленького домика внезапно озарялась медленно ползущим по стене лучом.
- Давай. — Улыбаясь, ответила она, и голос прозвучал на удивление трезво. Парень (еще совсем мальчишка — второкурсник) опустился рядом и обнял за плечи.
- Замерзла? — Уткнувшись ей в волосы, спросил он, и его жаркое дыхание болезненно обожгло шею.
- Нисколько. — Соврала она, откидывая голову ему на грудь и позволяя себя безнаказанно целовать. В кольце чужих и жадных рук ей было хорошо, как младенцу в колыбели. Можно было забыть обо всем и просто отдаться во власть течения, уносящего прочь от скучной повседневной жизни. Жизни, которая, к тому же, кажется, весьма бездарно закончилась…
Сколько же всего уложилось в эту ночь?
* * *
Сначала был потрясающий фиолетово–багряный закат. Такого она еще никогда не видела. Картинка будто из другого мира разворачивалась перед ошеломленными взглядами утомленных дорогой туристов, только что прибывших к месту будущего отдыха. Ярко–сиреневое небо над головой и темно–фиолетовая полоска далеко–далеко — на линии, где сине–зеленое море сливалось с небом. Подсвеченные алым и бордово–красным облака на фоне ослепительно–рыжего диска солнца в обрамлении черно–золотой короны. Настоящая фантасмагория!
Сердце ее забилось чаще, когда она во всей красе узрела этот пейзаж. Знакомые палатки, узкая ленточка пляжа и ласковое, теплое море… Все это было таким родным. Однако стоило обернуться, и весь эффект пропадал.
За спиной через неширокий пояс шоссе расстилался каменный город. Серые пальцы девятиэтажек хмуро упирались в зенит. Над танцплощадкой невдалеке вставало голограммное зарево, а пыльная зелень деревьев наводила тоску.
Решение пришло сразу: «Оставаться тут нет смысла. Завтра же уезжаем!» Поразительное единодушие по этому вопросу никого неудивило — все ждали прошлогодней лесной сказки, от которой на этом убогом клочке суши не осталось ровным счетом ничего. Тогда «про себя» она добавила еще одну причину посетившего ее желания немедля бежать отсюда, но вслух, конечно, не сказала.
- Ну что, пойдем поспим? — Вырвал ее из потока воспоминаний хриплый голос парнишки, окончательно обнаглевшего от вседозволенности. Его едва покрытые загаром кисти лежали поверх ее высокой, упругой груди, прикрытой эластичной тканью купальника. Она не ответила, только молча покачала головой.
- Тогда еще по одной? — С надеждой спросил он, выпуская ее из объятий, чтобы разлить остатки выпивки по опустевшим стаканчикам.
- Отличная идея. — Насмешливо заметила она, абсолютно уверенная в том, что после всего того, что было уже ею выпито за эту ночь, один стакан вина не решит дела, и предохранители жесткого самоконтроля не сгорят к чертовой матери. Хотя уж лучше бы сгорели!
«Дважды в одну реку не войти» - подумалось ей с грустью. «Как не интерпретируй и не извращай этот мудрый тезис… Смысл остается тот же». И тянущей, ноющей болью отозвалась где-то глубоко внутри почти что забытая, вытесненная, затертая другая июльская ночь…
* * *
Песок был необыкновенно мягким и теплым. Воздух пах сосновой смолой, костром и солью. Тишина обволакивала, накрывала шелковым покрывалом. Звезды в потрясающе ясном — до хрустальной прозрачности — черно–синем небе выглядели блестящими елочными игрушками. Шум прибоя ненавязчивой музыкой вплетался в мелодию ветра, шелеста густых, ароматных трав и пронзительные крики ночных птиц.
Она со смехом выскочила из воды. Море было похоже на парное молоко. Призрачный звездный свет ложился на спокойное водяное зеркало таинственными бликами. Сверкающие капли стекали по ее обнаженной коже, одевая высокую, статную фигуру в переливающуюся сеть из крошечных природных бриллиантов.
- Как хорошо-то! — Ее счастливый голос разнесся серебряным колокольчиком над умиротворенно–сонным диким пляжем, который они избрали местом своего паломничества. На импровизированном «столе», сооруженном из пляжной подстилки, стояли все те же вездесущие пластиковые стаканчики, бутылка «Кока-колы», какой-то сок и отличный домашний самогон. На закуску предлагалась одна на всех шоколадка, соленые сухарики и чипсы.
Наскоро натянув на влажное тело белье, джинсовую юбку и топик на тонюсеньких бретельках, она, поеживаясь от обнявшей ее после купания ночной свежести, вернулась к компании. Их — самых стойких, осмелившихся продолжить полуночные посиделки после песен у костра, — осталось всего пятеро: две девушки и трое мужчин.
Села на подстилку и взяла в руки наполненный до краев стаканчик, который ей тут же подал один из представителей сильной половины человечества. Благодарно кивнув, отсалютовала своей непрезентабельной тарой и в два глотка осушила забористый напиток. Приятная волна тепла растеклась по венам, расслабляя напряженныые мышцы, заставляя сладко зевнуть и невольно улыбнуться самой себе и окружающему миру.
Прохладный ветерок игриво забрался под одежду и неприятно облизал неуспевшую как следует обсохнуть кожу. Она дернулась и невольно придвинулась ближе к своему соседу по коврику. Он все понял без слов. Снял спортивную куртку и набросил на ее вздрагивающие плечи. Обнял, бережно прижимая к себе. Ей стало так хорошо, как не было уже давно — она так ждала этого жеста! И так боялась, что его не будет; что тогда — полгода назад — ей все это приснилось…
А потом были его губы — настойчивые, ласковые и нежные. Его руки — сильные, властные и осторожные. И тихий шепот: «Прости… Не могу… Люблю…»
* * *
- Эй, да ты никак спишь?! — Услышала она возмущенное восклицание своего кавалера и вынырнула из потока сладостных воспоминаний.
- Нет. А что, выпивка вся кончилась? — Севшим голосом спросила она и прокашлялась. Память — страшная штука. Погружение в ту далекую и счастливую пору не прошло даром. Она будто искупалась в том — прошлогоднем — море, заново испытала радость и томительную муку ожидания… Ощутила на губах вкус тех — давних — поцелуев. И по–новой вслушалась в его слова: короткие, бессвязные и такие долгожданные.
- Да. А ты хочешь еще? — Грустно и немного задиристо поинтересовался паренек, меряя чрезмерно «стойкую» даму неодобрительным взглядом.
- Не помешало бы.
- Увы, принцесса, все запасы истощились. — Развел он руками и нехотя отстранился. – Пойдем спать, уже совсем рассвело.
- Ладно, уговорил. — Поднимаясь и отряхивая песок, решительно сказала она. — Проводи меня до палатки.
В молчании они прошли по притихшему берегу. В предрассветных сумерках песок казался блекло–серым, а спокойная поверхность моря — седой. На миг остановившись у задернутого полога, она обернулась к мальчишке и грустно улыбнулась.
- Не нравлюсь? — Поморщился он под ее изучающим взглядом.
- Нравишься. Спасибо тебе за все.
И, не вдаваясь в объяснения своих странных слов, вошла в палатку, отгородившись от несколько ошалевшего ухажора мгновенно опустившейся тканью.
Внутри было сумеречно и тихо: отовсюду доносилось размеренное дыхание спящих. Нацыпочках она прошла в дальний угол и тяжело опустилась на ничем не застеленный матрас. Легла, подтянув под голову неразобранную сумку. Бутылок там больше не было, а потому ничто не мешало использовать ее в качестве импровизированной подушки. Привычным жестом закинула руки за голову, смежила ресницы — задумалась.
* * *
Она вспоминала полгода странной, невозможной жизни, которая словно сошла со страниц любовных романов. Изнуряющее ожидание и страх: «Позвонит? Не позвонит?» И радостное биение сердца, если мобильный телефон начинал проигрывать негромкую мелодию. Бесконечно долгие дни и чересчур короткие ночи. Обрывочные сны, путаные мысли и неутолимую жажду обладания. В эти 6 месяцев уложилась целая жизнь длинной в десятки лет. Ее немыслимые попытки казаться равнодушной, насмешливой и жестокой. Его уязвимость и нежность, которые он так тщательно скрывал, что даже она иногда начинала верить.
Беспомощность долгих разговоров ни о чем, чтобы просто слышать и всей кожей впитывать звуки голосов друг друга. Чтобы снова ощущать себя живыми и нужными. Тайные, украденные минуты блаженства, когда в трубке раздавалось насмешливое «Ну, привет…» Звенящие морозные праздники, наполненные запахом хвои и чуть хмельным, бесшабашным весельем. Пряный вкус алкоголя и сладкая дрожь по телу от хриплых ноток в ироничных словах, звучавших по–особенному только для них. Полуночные посиделки в кругу друзей, где в шутку говорились серьезные вещи. Где за фасадом безмятежного времяпровождения скрывалась целая буря противоречивых эмоций. Кипели страсти в общем котле, связавшем их в далеком и холодном городе. Рвалась наружу ревность, вила гнезда обида, перехлестывало через край желание… А надо всем этим раздавался ее веселый смех — настолько искренний и заразительный, что никто даже не поверил бы, признайся она в том, как болит внутри… Как сжигает ненависть к тем,кто отнимает у них редкие часы вместе. Превращает в фарс их нечаянную, опасную и бессмысленную любовь. Любовь ли?
И потому ложились на бумагу нескончаемые стихи. Просились наволю окровавленными строчками, катились неудержимой волной из перехваченного спазмом горла. Выматывали душу, в клочья разрывали сердце и оставляли выжженные, словно клейма, следы на исписанных убористым почерком страницах памяти. Следы, в которых без труда угадывались его черты. Мокрые ресницы, сбитые костяшки пальцев, искусанные губы… Поток рифм, казалось, невозможно прервать. Стоит остановиться, замереть, как все тут же прекратится — и эта выматывающая сказка, и эти жестоко ранящие стихи.
Жизнь неслась мимо, мелькая за окном сумасшедшего экспресса с его именем. Она ложилась, смеживала веки и видела серые глаза, смотрящие ей прямо в душу. Чувствовала руки с длинными, музыкальными пальцами на своих плечах. Пила чужое дыхание и ловила ритм далекого пульса, бившегося также часто и неровно, как ее собственный.
Ни одного откровенного признания. Ни слова о любви, кроме тех, случайных, вырвавшихся перед самым расставанием на пляже год назад. Вечное противостояние. Намеки настолько тонкие, что угадать истинный смысл порой можно было лишь чудом. А еще музыка… Она сопровождала их всегда. Звучала фоном коротких встреч, позволяла приоткрыть завесу испытываемых ими чувств. Музыка была свободна, в отличие от них. Свободна и откровенна.
* * *
Вечер отъезда наступил удивительно быстро. Днем она сидела, облитая лучами знойного крымского солнца, держа в руках запотевшую бутылку пива и делая мелкие глотки. Похмелья не было. Внутри царила звенящая пустота. Ни мыслей, ни чувств. Реальность выцвела, потускнела. Вокруг суетились люди. Кто-то шел купаться, кто-то возвращался. Друзья бегали на рынок за сладкими персиками и колбасой. Однажды ей в руки сунули увесистый бутерброд, который она машинально сжевала. Жизнь проходила мимо.
Год назад закончилась сказка и начались унылые будни. Прорехи в душе она пыталась заполнить, как умела. Согревалась в чужих объятиях, но сердце молчало. Строила отношения, возводила стены из быта… Уговаривала, что надо «как все» — выйти замуж, родить детей. Улыбалась, флиртовала. И даже, кажется, нашла того, кто готов был ждать, пока она отогреется. И снова ошиблась… Вчера ночью — где–то между «коньяком» и «самогоном» прилетела смс–ка. «Прости, я не приеду». Хрупкий мир, который она возводила все это время, разлетелся вдребезги. Оказалось, что ничего не забылось. А то, что ей мнилось настоящим — всего лишь умелый самообман.
Южная ночь была жаркой и томной. Пылал уютный костер. Пахло жженым деревом и прохладно–кислым домашним вином, которое они пили в честь прощания. Между ней и и каким–то очередным мужчиной, пытавшимся приобнять за талию, стояла миска с крупной, спелой черешней. Сладкий сок без следа растворялся во рту, оставляя на языке привкус прошлого. Пора было открывать новую страницу собственной истории. И начинать ее с незнакомых прикосновений не хотелось.
Черешня закончилась. Сумки были собраны. Их ждал поезд, отправляющийся в час ночи с крошечной провинциальной станции. Она еще не знала, но предчувствовала, что под монотонный стук колес и негромкие разговоры развеются остатки наваждения. Уляжется память. Свернется клубочком боль, уйдет равнодушие. И через какие–то несколько недель в автобусе, мчащемся на другое — не такое ласковое и теплое, но такое родное море, — гимном будущего прозвучит:
She was like April sky,
Sunrise in her eyes,
Child of light, shining star, fire in her heart,
Brightest day melting snow
Breaking through the chill,
October and April.
He was like frozen sky
In October night,
Darkest cloud, endless storm,
Raining from his heart.
Coldest moon, deepest blue,
Tearing down the spring,
October and April.
We were like loaded guns,
Sacrificed our - lives,
We were like love undone
Craving to entwine,
Fatal touch
Final thrill,
Love was bound to kill
October and April.
Like hate and love,
Worlds apart,
This fatal love was like poison right from the start,
Like light and dark
Worlds apart
This fatal love was like poison right from the start.
October And April…
© Rasmus