Из сборника «Bar-Room Ballads» (1940)
JOBSON OF THE STAR
ДЖОБСОН ИЗ ГАЗЕТЫ «СТАР»
В пивной от пирса в двух шагах сидел у входа в бар
За кружкой с трубкою в зубах сэр Джобсон из «The Star».
«Присядь, — сказал он мне, шутя, — мы б поболтать могли».
«Нет, не могу, — ответил я, — мне ехать в Триполи.
Иль в Триполи, иль в Трапезунд, а, может, в Тимбукту,
Или в любой на карте пункт, который я найду.
Решил я счастье испытать, и выйду поутру,
Чтоб жизнь с Романтикой связать, покуда не помру».
Но Джобсон молвил: «Разве тем нет для бесед, и всё ж
Вот кружка, выпей, прежде, чем ты странствовать уйдёшь».
Теперь приятель Джобсон мой. Он часто за столом
Сидит в прокуренной пивной с заточенным пером.
Ему есть дело до всего, от пэра до судьи,
И жесткой критикой его напичканы статьи.
Он знает всё, что хочет знать, и, уши навострив,
Всегда готов статьи писать, прикрасить не забыв.
Ведь каждый, изданный им, звук, газетный стерпит лист,
И сотрясает мир вокруг лукавый журналист.
Пусть революции кругом, свергают королей,
Плюя, он пишет обо всём за кружкою своей.
Мы обсудили с ним в тот час дела по всем статьям.
Он утверждал, его сарказм не нравится властям.
О президентах и князьях он так же говорил,
Как об обычных людях я судил бы, с кем я пил.
Ведь Джобсон деньги получал за то, что он писал.
Его никто не уважал, он всюду нос совал.
Вот потому, когда я вдруг сказал, что мне пора,
Он произнёс: «Как жаль, мой друг, ждёт жаркая пора.
Сейчас правительство — ничто, его пора «топить».
Остался б лучше, а не то всё можешь пропустить».
И всё ж я убыл в те места с попутным кораблём.
Мне в небе яркая звезда была проводником.
Так было пять десятков лун, и каждая луна
Сияла мне среди лагун, прекрасна и полна.
От городов былых судеб я обошел весь свет.
Я видел башню, храм и склеп, мечеть и минарет.
Я шёл к вершинам, где заря приветствует Памир,
Я видел реки и моря, и сказочный Кашмир.
И на верблюде с далека по дюнам и пескам
Я ехал к черту-на-рога, куда не зная сам.
Как изумруд проник в сапфир, оправившись едва,
Прошел, оплакивая мир, я Бегства острова.
На грани смерти пару раз я был, и я сносил
Нужду и голод, жажду, мраз... Но я мой путь любил.
И так, полмира обойдя по морю и в снегу,
Вернулся в город Лондон я к родному очагу...
... В пивной от пирса в двух шагах сидел у входа в бар,
За кружкой с трубкою в зубах сэр Джобсон из «The Star».
«Привет! — сказал он мне, шутя, — Ну, расскажи, где был.
Мне показалось, что тебя давно и след простыл».
«Я видел, — молвил, — Кордован, Гонконг и Калабар,
И Саравак, и Самарканд, и Гат, и Боливар.
Каракас и Гуаякиль, и Лхасу, и Пекин,
И Брахмапутру, Браззавиль, Бразилию, Бенин.
Я в Черном, в Белом море плыл, и в Желтом плыл, и в Красном,
На Суле, Сулавеси был, на острове Прекрасном.
На Чимберасо восходил и странствовал в Перу,
На Канченджанге снег месил и пересёк Кару.
По Хуанхэ я проплывал, весь Нил избороздил,
По Амазонке лодку гнал, по Тибру, по... забыл».
Послушав, Джобсон лишь зевнул: «Неужто это так?..
У нас тут рынок скаканул, финансовый бардак.
Короче, был такой скандал на рынке повсеместно.
Как жаль, ты много потерял, здесь было интересно».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В далёких землях, где я был, какие ни возьми,
По-братски чёрствый хлеб делил я с чёрствыми людьми.
По торным тропам я бродил, отчаянье презрев,
И с Богом часто говорил, и знал я Божий Гнев.
Но в пабе Джобсон из писак сидит, слегка поддав,
И говорит, мол, я дурак, наверное, он прав.
Ведь Джобсон, в общем-то, мастак, и мне б гордиться им,
А я бродяга из бродяг, и я помру таким.
Перевод: Константин Николаев http://www.stihi.ru/2013/05/25/6216