Жара стоит на холме, словно Наполеон,
Заложив руку за борт жилета,
И лорнирует впавший в оцепенение склон
Лучами невыносимого света.
Температуру воздуха учишься определять
По оттенку теней,- чем жарче, тем сизоватее.
Видишь девочку, которая через трубочку высасывает мать:
Выпьет – наступит момент зачатия.
Земля хрустит ковром из сухих стебельков,
Солнце размахивает руками, напоминая Шиву.
Кажется, Лета выплеснулась из берегов,-
В сухой воде бултыхаются мёртвые и живые.
На рассохшейся лавке парочка мертвецов
С задремавшим бомжом молчаливо ведут беседу,
Изредка убирая со лба травяной покров,
Смахивая с век золотистую пыль на соседа.
Они объясняют: когда пройдет порог болевой,
По прежнему продолжаешь мучиться от жажды.
Чтобы научиться дышать глубоко под землёй
Им пришлось отрастить специальные жабры.
Мертвецы поворачиваются, если кто их помянет,
И продолжают идти спиною вперёд.
Я покупаю мороженое, хрупкое как пергамент,
Липкое, словно мёд.
Жара проникла во все щели, как стеловата,
И не спадает, сколько погоду не гугли.
Лёгкие трутся о седую щетину асфальта,
Ноздри втягивают в гортань горящие угли.