Бомжи

Ирина Алексеева 22
В поэме - "Бомжи" несколько венков (по принципу венков сонетов):
- малый венок - два магистрала (пролог и, зеркальный ему, эпилог), читаются как
сверху вниз, так и снизу вверх;
- основной венок (двадцать стихотворений) читаются первые строчки как сверху вниз,
так и снизу вверх, так же и последние строчки, последняя строчка каждого стихотворения
является первой строчкой последующего стихотворения;
- большой венок - сочетание малого и основного венков. 




     (Поэма-венок)


        Пролог

     (Первый магистрал)            

В ночи - бомжей - у бочки грелась стая.   
Спала вокруг огромная страна.
От волчьих взглядов резво убегая,
Упала в тучи, спряталась луна.

В огонь бросавший доски и полена,
Пригрелся рядом сумрачный старик.
Визжала полицейская сирена.
Над крышами летел истошный крик.

Обугленные листья вверх роняя,
Клён, обожённый пламенем, поник.
Лоснилась под ногами мостовая,
Змеёй вползала улица в тупик.

Торчала боль иглой в циститной почке,
Свинцовый дым кружил над головой,
Горели ящики в железной бочке -
Гудело пламя яростной струёй.

Плясали на стене гротеском тени,
Шёл редкий дождь, по кронам семеня,
Озябшие ладони и колени
Я грела у открытого огня.
    
 
         ***)**

            1.

Я грела у открытого огня,       
Уже забыв свой дом, камин и суши,
Всё то, что так тревожило меня, -
Мою, не заживающую, душу.

Терзали где-то в сердце - далеко,
Открытые, под слоем соли, раны.
Всё помнить, всё забыть - не так легко,
Когда на теле полушубок рваный.

Когда суровый холод, словно нож,
Взрезает непонятная истома,
Когда тебя колотит нервно дрожь
У каждого заброшенного дома...

Горит огонь, трещат в золе дрова -            
Грехи и слабости людских сомнений.
Теряются озябшие слова,
Уходят жизни вечные мгновенья.            

Горит в огне давно судьба моя -
Забытый смысл событий и явлений.   
Не душу грею в отупеньи я -       
Озябшие ладони и колени.      


         ***)**

            2.

Озябшие ладони и колени               
Трясло, как листья клёна на ветру.
Сознанье обжигали полутени,       
Тревожившие память по утру.

Кто испытал, тот знает муки женщин
Разбалованных ласковой судьбой,
Вдруг давшей паутину горьких трещин,   
В которых счастье - призрачный изгой...

Входили в обиход друзья, привычки:
Вкус сигарет, хорошее вино.
В садках железных пели грустно птички,
Смотревшие на мир через окно.

Не знала ни чего о людях, нравах -         
По жизни шла с высокой головой,
Жила легко, как повелика в травах,         
В тиши полей и рощи голубой.         

Но жизнь сурово, память освежая,
Из прошлого вдруг выдернув меня,
Поставила у призрачного края...      
Шёл редкий дождь, по крышам семеня.


          ***)**

            3.

Шёл редкий дождь, по крышам семеня,    
Согбенные приобнимая плечи,
Стучал по кронам - вниз, с собой, маня
И делал первый шаг судьбе навстречу.

Туда, где растворилась бездна снов, 
Крутилась омутом река земная,
Где, в окруженьи сонма горьких слов,
Бродила память, что-то вспоминая.   

Полёт не долгим будет до земли,
А встреча с ней торжественно-лукава.
Так улетают к югу журавли
В плену глухом таинственного права.

Растечься лужецей  на мостовой,   
Питая корни вечно пьяных клёнов,   
Считать ворон, кружащих над тобой,    
О жизни думать чуточку влюблённо...

Но сыпал дождь, как бисер по траве,
Дрожали от предчувствия колени,
Роились осы мыслей в голове,
Плясали на стене гротеском тени.


          ***)**

             4.

Плясали на стене гротеском тени,
Мышление пытая  на излом...
Я никогда не проявляла лени -
Всегда в порядке был и сад, и дом.

Хотя судьба по-всякому мотала -   
Хотела я, чтоб тёплым был очаг.
Я видела хорошего не мало,
Но лучшее хорошему - не враг.

В джакузи полоскались сказки, дети,
Цвёл в январе зелёный зимний сад.
Что надо было мне ещё на свете -
Жила в раю, не зная, есть ли ад?

Твоя, мой друг, безумная работа,
В которой место не было для нас.
В твоей судьбе вдруг появился кто-то -
И пыл любви в отчаяньи угас.

Я потеряла не случайно ныне
И друга, и заботу, и покой.
Любовь сгорела, как дрова в камине -   
Гудело пламя яростной струёй. 


           ***)**

              5.

Гудело пламя яростной струёй,               
Едва былого времени касаясь,
Я потеряла жизнь - оазис свой,
Не сожалея, не крестясь, не каясь.

Забылась сеть исхоженных дорог,
В которых, душу грешную покинув,
Меня оставил благосклонный Бог
Там, на распутье, в неизвестность сгинув.

Мне думалось: вот и попала в ад -
Я рядом с бочкой, как на сковородке...
Сожитель, тайно, выпил - сволочь, гад
Последние сто грамм палёной водки.

Сожрал кусок копчёной колбасы,
Добытый в мусорном железном баке,
Который мы, голодные, как псы,         
Отбили у отчаянной собаки.

В борьбе с существованьем позабыв,
Что я дошла уже до крайней точки,
Как реквием, звучал во мне мотив.
Горели ящики в железной бочке...


          ***)**

             6.

Горели ящики в железной бочке -      
Жар обжигал и руки, и лицо.
Я вспоминаю крик малютки-дочки,
Едва успевшей  выйти на крыльцо...

Камин топился в солнечной гостиной,
Закат в окне плескался - нежен, ал.
Куражась  возле шёлковой гардины,
В огонь текилы бросила бокал.

Ударило взлохмаченное пламя,
Враз вспыхнули гардины и ковёр.
Как в забытьи удерживает память
Внезапно проявившийся костёр.

Пылали кресла, словно от кресала
Горящий трут - рассыпавшийся в ночь.
Я не себя в безумии спасала -
Спасала сына и малютку дочь.

Потом уже, на чёрных головёшках,
Весь ужас вдруг сгустился надо мной -
Качался мир вокруг не понарошку,
Свинцовый дым кружил над головой.


          ***)**

              7.

Свинцовый дым кружил над головой,   
Сознанье застилая, словно заметь.
В душе сгоревшей - чёрной и пустой
Обуглилась, сгорая, моя память...

Глаза не видят сквозь завесу слёз,
Нет между телом, памятью единства -
Решается безнравственный вопрос:               
Меня лишить детей и материнства.   

И рвётся сердце тряпкою в клочки,
Последнее в судьбе своей теряя.
Судья снимает тёмные очки,
Свой инструмент над жизнью поднимая. 

В истерике бежит по телу ток,
Меж ложью, правдой разницу стирая. 
Суд ложит на подставку молоток,    
Сочувствия и жалости не зная.            

Как выдержать безумия настрой
Судебного вердикта в каждой строчке?   
Гримаса исказила облик мой -
Торчала боль иглой в циститной почке.   


           ***)**

              8.

Торчала боль иглой в циститной почке, 
Как ржавый гвоздь на каменной стене.   
Качались тополя, роняя  почки,   
Как на картине старого Моне.
            
Во сне дышала улица дымами,
Гремела где-то поздняя гроза,         
В глухом дворе, меж спящими домами,
Повисла одинокая слеза.               

Меня чуть-чуть волнуя и тревожа,
Мерцающей звездой взошла она.
Вставала дыбом, мурашами кожа -
Мне не помог бы и стакан вина.

Дома клонились, медленно качаясь -
Баюкал шум высоких тополей.
Душа моя, у бочки жаркой маясь,
Рвалась зачем-то в тишину полей.

В слезе светил осколок жизни старой,
Сегодняшний туманя горький миг.
Шипели шины с одинокой фарой,
Змеёй вползала улица в тупик.


          ***)**

             9.

Змеёй вползала улица в тупик,      
Урчал мотор, во двор глухой въезжая.
Смотрел из темноты печальный лик,
Чуть насмехаясь, но и сострадая...

Легко влилась, в бедой залитый, круг -
Своей признала беспризорных стая,               
Средь мелких радостей и страшных мук    
Шла жизнь, как ложь, как истина простая.            

Бежала несуразная строка,
Как белка в колесе, в железной клетке.
Крутились сединою  у виска -
В скрижалях жизни времени заметки.

На памяти писала я стихи -
Строка горела истово, несмело,
Сгорали беспощадные грехи,
Болело, ныло преданное тело.

Существованье горестно влача,
Себя уже давно не презирая,
В слезе своей светилась - как свеча.
Лоснилась под ногами мостовая...


           ***)**

             10.

Лоснилась под ногами мостовая   
Осколками расколотой луны.
Вела по жизни линия кривая,
Забывшая звучание струны.

Кремнистая, колючая дорога -
Судьбы недоброй, несуразной суть.
В тяжёлых снах лишь рог единорога
Мне вспарывал взволнованную грудь.

Легко рукой касалась светлой гривы
Сквозь грустный бисер мелкого  дождя.
Смывало небо редкий миг счастливый,
Со мной не слышно в Лету уходя.

Шёл в бесконечности момент тягучий,
Обыденность без устали кроша, 
Свинцом текли по крышам слёзы, тучи -
Природа омывалась и душа.

Овал ущербный выползал навстречу,
Звучала грусть, как птиц высоких клик.
Блестел, как кровь, пролитый кем-то кетчуп.   
Клён, обожённый пламенем, поник


           ***)**
             
             11.
 
Клён, обожённый пламенем, поник.      
С душой, как клён, такой же обожённой,
Металась я, как тусклый лунный блик,               
С холодным ветром в кроне обнажённой.
               
И не было тепла, хотя горел огонь,               
И не было беды в тенетах тёмной ночи.               
Моталась я, бродила рядом вонь               
Давно немытых тел и терпких почек.         

Философы твердят, что жизнь борьба,
Что нет борьбе конца и нет начала,
Что часто  мыслей пёстрая гурьба -
Лишь очертанья дальнего причала.

Стремимся мы его всегда достичь
В плену, судьбой проложенной дороги,
В конце которой ждут высокий спич,               
Да, на погост везущих тело, дроги.

Сгорает безрассудно человек,
В пути несложном сам себя теряя.   
Вот так же клён свой завершает век,
Обугленные листья вверх роняя.


           ***)**

             12. 

Обугленные листья вверх роняя,      
Как письма - те, что я сожгла давно.
Меня изгнав из кущ святого рая,
Мой бог рисует грозные панно.

Таинственные призраки,  виденья,
Теней полузнакомых кутерьма,
Суровый взгляд - то жалость, то презренье
Под росчерком холодного ума.

Не в зеркале, но чьё-то отраженье
Я вижу в беспредельности ночи,
Смотрюсь в него до головокруженья,
Как при гаданьи в свет простой свечи.

Безмолвным страхом странно обуянный,
Мой дух стремится в праведный удел.
Не выдуманный факт, немного странный -
Событий и души моей предел.

Входили были, сказки и сказанья,
С открытым ртом мелькнул далёкий лик,
Как боль растерзанного мирозданья,
Над крышами летел истошный крик.

             
           ***)**

             13. 

Над крышами летел истошный крик,    
И небо, на осколки разбиваясь, 
Роняло бесконечно странный миг, 
Потоком звёзд меня едва касаясь.

Светился нимб. Впадая в полный транс
На фоне пламени из жаркой бочки,
Я пела давний искренний романс
От первой ноты до последней строчки.

Все слушали, раскрыв немые рты,
Смотрели ниц притушенные лампы,
Нагнулись тополя из темноты,
Луна едва светила блеском рампы.

Как будто первый раз перед толпой
В неброском зале  я негромко пела,
Сливался голос с грустной темнотой
И устремлялся в небо, словно стелла.

Отстукивал каблук неслышно такт,
Продлилась до предела жизни сцена,
Но наступил нечаянный антракт -
Визжала полицейская сирена


            ***)**

              14.

Визжала полицейская сирена,    
Ударили по нервам тормоза.
В ночи преступной рвались чьи-то вены -   
Застыли в тихом ужасе глаза.

Безумной жизнью жил безликий город,
Вступила ночь в бесправия права,
Стучала вечность, как кузнечный молот,
Чугунной вязью падали слова.

Строка вилась некрашеной оградой,
Шумела  ветром, принося покой,
Текла во мне благоуханьем сада,    
Историей забытой и глухой.

Рождались образы потери и печали.
И эта жизнь, бесчинствуя во мне,
Напомнила о призрачном причале,
Тоскующим в бескрайней вышине.

Мой мир, усталый, горький и забытый,
Как триллер развивался в этот миг.   
Со страшным шрамом вдоль щеки небритой,
Пригрелся рядом сумрачный старик.


            ***)**

              15.

Пригрелся рядом сумрачный старик -   
Больной, угрюмый, злой и молчаливый,
К горячей бочке мотыльком приник -
И он когда-то был, как я, счастливый.

И он когда-то время ворошил    
Судьбой своей высокого полёта,   
Но и его запал большой души
Переступил когда-то, где-то, кто-то.

Из зависти иль может быть по злу
Сломал навек безжалостно карьеру.
Опёрся мир на тонкую иглу,
Забыл добро и истинную веру.   

Года, как кони, дико понесли
По бездорожью, по камням кремнистым,
Как на картинах хмурого Дали,         
В сияньи дня бездонном и искристом.             

Подёргивалось веко - вечный тик,
По щёлке рта болезненная пена.      
Страдал безмерно горестный старик,
В огонь бросавший доски и полена.


            ***)**

              16.

В огонь бросавший доски и полена,             
Учёный муж каких-то там наук,               
С уродливой улыбкой Гуимплена
В отверженных попал жестокий круг.               

Он мог, конечно, испугать любого -   
Тяжёлый шрам тянулся вдоль щеки,
Давно лишился и заслуг, и крова,
Но мысли хоть туманны,  но легки.

Он много помнил, много знал и верил
В свою давно угасшую звезду.
Сказал он мне, что жизнь откроет двери
И я однажды в них опять войду.
   
Я не могла поверить и не смела -
Надежде возвратиться ли дано?
Душа, страдая, горестно запела 
В традициях индийского кино.       

Спастись пытаясь от душевной боли,
Опустошила я стакан до дна.
Пророчества свидетель поневоле -
Упала в тучи, спряталась луна.


           ***)**

              17.

Упала в тучи, спряталась луна,        !
Меня же от меня самой скрывая, 
Но я уже была совсем пьяна,
Едва держалась на ногах, скисая.

Ночная, словно креповая, гладь
Лилась по кронам в чёрном звёздном небе.    
Во мне жила, всё помнящая, мать -
В природе тонкий, но живучий стебель.

Рука растёрла странный макияж -               
От бочки сажу, говоря по сути.               
Сожитель мой, войдя от водки в раж,
Достал из брюк ещё бутылку мути.            

Палёнка обожгла худую грудь,
На выдохе остановив дыханье -
Нередко приносила эта муть            
Освобожденье от тенет страданья.

Здоровье уходило, как вода          
В песок сыпучий, быстро утекая.          
Упала в горизонт моя звезда            
От волчьих взглядов резво убегая.   


           ***)**

             18.

От волчьих взглядов резво убегая,             
Как будто прячась в гулких небесах,          
Луна, меж туч седых, как льдинка, тая,      
С немого клёна стряхивала прах.             
            
Бездонный, как просторы мирозданья,
Всё поглощающий - и душу и покой, -
Вселенский страх, как принцип наказанья,
В ночи витал над глупой головой.

Входил бесшумно в память, осторожно,
Пронзая душу трепетной волной.
В бесплотный дух, ломая мир безбожно,
Текли стихи таинственной струёй.

В бессилии подкашивались ноги,            
Песочные часы считали  срок.               
Смеялись надо мной слепые боги,
Но находили правду между строк.
 
Откуда-то беззвучно, как цунами,
Вставала тьмы высокая  стена.
Не видела беды большой над нами -
Спала вокруг огромная страна.


           ***)**

             19.

Спала вокруг огромная страна -,   
Счастливая, безумная, глухая.
На целый мир, быть может, я одна,
Среди бомжей стояла, дым вдыхая.

Мелькали по сознанью, как панно,
Безмолвные миры воспоминаний,
А на стене, по-прежнему - кино,
Плясали тени языком страданий.   

Порой  взлетал трескучий искр рой -
Шипели догорающие угли,
Висела ночь на кронах мишурой,               
Трепали ветры спутанные букли.

Глаза потухли в темноте, слезясь, -
Хотела бы я стать слезой у Бога!
У каждого из нас своя стезя -
Тяжёлая кремнистая дорога.      

Крутила память "Жерминаль" Золя,
Роман французский горестно листая.
Дрожали в небе клёны, тополя,
В ночи -бомжей- у бочки грелась стая


           ***)**

             20.

В ночи -бомжей- у бочки грелась стая,   
Тянулся скучный вялый разговор.
Упала в свете фары тень густая -
Твой грустный взгляд, через стекло в упор.

И сердце безнадёжно онемело,
К щекам рванулся запоздалый стыд,
Поднять глаза я на тебя не смела -
Жгла сердце боль за несуразный вид.

Не думала, не знала, не гадала -
Кус хлеба выпал из дрожащих рук,
И стук колёс на стыках у вокзала
Напоминал мне сердца странный стук. 

А между нами плыли расстоянья,
Растаявшие в памяти давно,
Как будто позабытые свиданья -
Героев страстных в стареньком кино.

В романсе давнем догорали свечи...
Шёл мелкий дождь - не отпускал меня...
Тебя, обнявшего меня за плечи,
Я грела у открытого огня.

         ***)**

        Эпилог

    (Второй магистрал)
      
Я грела у открытого огня      
Озябшие ладони и колени -
Чуть сыпал дождь, по кронам семеня,
Плясали на стене гротеском тени.

Гудело пламя яростной строкой -
Горели ящики в железной бочке.
Свинцовый дым кружил над головой,
Торчала боль иглой в циститной почке.

Змеёй вползала улица в тупик,
Лоснилась под ногами мостовая,
Клён, обожённый пламенем, поник,
Обугленные листья вверх роняя.

Над крышами летел истошный крик,
Визжала полицейская сирена.
Пригрелся рядом сумрачный старик,
В огонь бросавший доски и полена.

Упала в тучи, спряталась луна,
От волчьих взглядов резво убегая. 
Спала вокруг огромная страна.
В ночи - бомжей - у бочки грелась стая.



Фоторабота "Ельник".