Я плавлюсь в собственном безразличии,
как сыр на тосте горячем плавится.
Из списка дел наконец-то вычеркнут
дурацкий пункт "делать то, что нравится".
Теперь уже ни к чему старание –
желаний пепел горчит под пальцами.
Жить очень хочет смертельно раненный,
но у здорового-то страдальца нет
никакого огня и ярости:
он плачет так, будто наслаждается.
В своём спокойствии сердце варится...
И подгорает. И утверждается.
Так, бесконечной разнежен жадностью,
своим прощением, сном разбалован,
теряет разум способность к радости.
Я продолжаю себя раздавливать
под бесконечно живые струнные
под этим небом, под равнодушием.
Как будто ночи все – полнолунные,
и жизнь ещё не совсем иссушена.