Здешнему солнцу удобно всходить каждый раз на востоке.
Горы в снегах укрывают порою его опозданье.
Кто по часам восстановит вспорхнувшие строки,
Гласных восполнит зиянье?
Птица ворона глаголает яркой синице
Тему о тучных грачах, без зазрения чёрных:
Речь горяча, что допреж излиянья Лисицы;
Внятна, как образ Кручёных.
Сыр символичен - синице, зеваке, вороне.
Позднее утро синеет, поёт муэдзином.
Я выхожу из отеля разведчиком Кроми -
Кексы купить в магазине.
"Завтрак - не промах", - сказал бы Дантес Пирогову.
Жалует конь свежих яблок - в ночи голодавшим.
Глянь, полетели грачи, воробьи - под подковы...
Свет угасает над павшим,
Но продолжает сиять в колоннаде офлаженных зданий,
Между коротких ветвей под машинку сведённых каштанов,
Не гарантируя жителям счастья и знаний,
Впрочем, зовя кофеманов -
Лица что вектор - упиться, как минимум трижды:
- видя призывы "ристретто", "эспрессо" и "латте";
- сделав заказ не такой, что оплачивал ближний;
- ноздри возвысив крылато,
Трогать губами влекущую тёмную бездну,
Мигом о солнце забыв, о соседе, о детях...
Эти подробности, верно, вполне бесполезны,
Только я сам в этих сетях.
Всё ж помолчу, вынимая из пачки "Уинстон",
И закурю, принимая напиток Аллаха.
(Верно, куренье у храма является свинством -
всё-таки меньшим, чем постер "Раздетая Маха",
чем переписка с дантистом...)
Завтрак закончен.
В концерт - филармония рядом.
Детский сеанс. В нём Чайковский; и Листа соната,
В коей оркестр рассыпает созвучия градом
Престо и модерато.
Ладно играют. Изящно ведёт пианистка
Два поединка - с оркестром и с Листом (заочно).
Не предъявлю никому музыкального иска.
(Ференц обиделся б точно.)
Нет никого, кто услышал бы конгениально
Звуки с тобою вдвоём, господин сочинитель.
Разве - Создатель всего, Архитектор сакральный,
С доброй улыбкой приявший и эту обитель?
Впрочем, шанс минимальный...
В путь - по дороге, ведущей, однако, не к храму -
Мимо мечети скоромной, тугих минаретов -
К парку - Победы, мне кажется, чью панораму
Не заслонят батискафы закрытых клозетов,
Как мистерия - драму.
Парк неширок. Всюду синь, дерева. Многолюдно.
Стаей вороны, взлетая, ворчат о насущном.
Чаша фонтана. Два бюста. Дощатое судно
Дети штурмуют на суше.
Это игра, не война. Не бранятся истошно,
Лица не бьют. Вероятно, их так воспитали.
Взрослые знают свой труд, не забыли о прошлом;
Вежливы, точны в деталях...
Строчки не хроника - так, наблюденья гуляки,
Вставшего солнца набрать перед долгой зимою.
(Кексы купил я - на выбор - в кондитерской лавке.
Будут на ужин с собою.)
Ночью здесь холодно: ветер отчётливый с норда.
Трапы отеля когда-то ковры устилали.
В зеркале номера вижу довольную морду -
Редко такую видали
Прежние стёкла с опавшей давно амальгамой.
Стук у дверей удивляет. Но я не Бетховен.
Знаю, что мудрая смерть не пришлёт телеграмму.
"Кофе примите!.." Спокоен,
Дым в потолок выпускаю, пью чёрный турецкий.
Город воскресный пустеет за рамой потёртой.
Строки ровняю, надену им красные фески -
Рассчитайсь на четвёртый!
----------------------------
Будет, читатель.
Оставим теперь стихостроя.
Не пропадёт, только б лампа в ночи не сгорела.
Если душа обошлась без томленья, без воя,
Совладает и тело...
ноябрь 2013, Майкоп - Туапсе