По замусоренной улице я бегу за сеньоритой
В белой юбке, под которой – лишь бразильское бикини.
В ней индейское бесстыдство, с ним в обнимку перевиты
Андалусское безумье с мексиканскою текилой.
На разрушенной войною белокаменной асьенде
Мы займемся с ней любовью прямо в жаркий летний полдень.
Рядом лягут две собаки, наслаждаясь влажной тенью.
Сеньорита – надо мною. А над нею – свет безмолвный.
Сеньорита мне подарит пот и холод, крик и шепот,
Все болезни, что скопила за недолгий век любовный.
Все, что больше не успеет, все, что тут же и утопит
В голубой своей текиле, так божественно греховной.
Ранним утром море плавится, словно золото индейцев.
Сеньорита в лодке с крэком, лодка медленно отходит.
Желтолицый парень правит, берег солнечный виднеется.
Мачо с русским автоматом ствол на них уже наводит…
Я не был в Сальвадоре. И никогда уже не буду.
Я не увижу это море. Не откопаю клад эскудо.
Маяк мой – Сан-Исалько – я не найду тебя в прибое.
Я – умирающий идальго. Ведь я не буду,
Не буду,
Не буду…
Не буду в Сальвадоре.