Тридевятое гадство

Лунная Лисёна
Здравия желаю, дорогой дневник!
Дааа... Сейчас мне здравие очень надобно. Особенно психическое. Ну, чё? Быват! Прижимаю напрочь размороженну курицу к башке и загадошно пялюсь в ночны небеса.
А как всё хорошо начинааааалось… Ооооооохххх…………………

***

- Ну, вот! – расстроилась Дурашкина, - Уж кто – то приметил наше пляжно место.
- Ага, щас! – ядовито взвизгнула, протискиваясь меж мной и Люськой, Дульсинея Лопоухина.
- Да, ладно вам, - почесала я правое ухо, - Вооон там есть не плохо местечко и свободно, кстати.
Дуську аж перекосило от возмущения.
- Я у свого Палыча выудила четырнадцату зарплату, я что, у каких – то заезжих лаптей пол пляжа не отгрызу! За мной!
И в этом вся Дуська. Печально переглянувшись с Дурашкиной, мы поплелись за Лопоухиной.
На тёплом песочке, вдоль местной речушки «Тараторочка», расположились две миниатюрные девушки, блондиночка и брюнеточка… правда ненадолго.
Подскочив к дамочкам, Дуська демонстративно откинула чужую обувь в сторону камышей, вульгарно раскинув на берегу своё розово покрывало с изображением какой – то мультяшной обезьянихи.
Мамзели недоумённо переглянулись. Блондиночка вскинула брови.
- Что Вы себе позволяете?
- Самогон чесноком больше не закусываю, остальное от души! – проверещала Лопоухина, укладываясь на накидке, - Девки, занимай места!
- Вообще – то мы сюда первые пришли, - возмутительно пропела брюнеточка.
- Очень хорошо, - не смутилась Дуська, - Значит, запомнили тропинку, по которой поковыляете обратно.
- Да она сумасшедшая! – взвизгнула блондинка, подбирая свои вещички.
Подруга, успев прикрыть блаженно глазюки, приоткрыла один.
- Точно! А я думаю, откуда я тебя знаю. Танюха? Вышнещенковская психбольница, палата номер шесть?
- Нет, это полное безобразие, - встрепенулись дамочки, - Мы уходим отсюда!
- Конечно, уходите, а то щас рыжая напустит на вас блох, вовек не отмоетесь.
Дневник, я от злобы даже подпрыгнула. Ну, Дуська, смотри у меня!
Задыхаясь от возмущения, девушки убежали прочь.
Я с наслаждением обожравшегося кашей павиана плюхнулась рядом с Дульсинеей, раскинув в блаженстве свои лапы. Но не тут – то было. Голос Дусёнки возбуждённым перфоратором просочился в мой мозг. Люська тоже неохотно приподнялась на локте.
- Иду я сегодня, значит, по центру, лечу весенним бутоном по мостовой, вкушая ароматы местных пейзажев…
- Так мы тебя вроде с Лиссапупсом за шаурмой послали? – наивно перебила Лопоухину Дурашкина.
Дуська смерила подругу уничтожающим взглядом.
- Иду я, значит, по мостовой и тут, подъезжат ко мне автомобиль. Открыватся окошечко и скрипучий голос интересуется «Девушка, не могу ли я попользоваться Вашим вниманием?». Ну, я – то сразу сообразила. Кадрит меня, мужучонка – то! Я к нему поворачиваюсь и так «Не для Вас мой цвяточек расцвёл и дождями весенними поливался на закате ясного дня…» а он, выбегает из автомобиля с букетом в руках и такой «Дусенька, всю свою жизнь я искал тебя одну по свету белому…»
- Ясно, - зевнула Дурашкина, - А теперь, что действительно было?
Помолчав, Дульсинея почти разрыдалась.
- Тут высовывается в соседне окно седая, наманикюренна старая комсомолка и мне, мне такое! «Мол, Мойша кактусами не интересуется. Он хотел только узнать, как проехать на Кутузовскую»!
Дурашкина слабо хрюкнула и быстро перевернулась на другой бок. Усмехнувшись, я плюхнулась на пузо, раскинув в стороны задни лапы.
- Вот вы какие! – заверещала Лапоухина, - А я вас на дело ещё пригласить хотела!
Люська с любопытством повернулась в нашу сторону.
- Кстати, ты так ничего и не рассказала.
Дуська смахнула с ресниц фальшиву слезу наглой интриганки и кокетливо захихикала.
- Говорила же. На нашей куриной птицеферме «Тридевятое гадство» (вообще – то птицеферма зовётся «Тридевятое царство», почему царство, да ещё тридевятое, никто особо не разбирался. Хорошо хоть не «небесное», но только после того, как на ферме объявилось ново начальство Гадюшников Евфратий Палыч, народ по – своему окрестил наше Вышнещенковское пернатое угодье) затесалась лева партия мороженых кур. Я договорилась с бывшим, он нам поможет, ихихихи, достать несколько десяточков. По малой цене, конечно.
- Это который из? – почесала Люська живот.
- Геночка, - лукаво протянула Дуська.
Я уселась в позе лотоса.
- Это тот, у которого в шкафу жила моль Клавдия?
Лопоухина вскинула брови.
- Не, это был Вася – БДСМ.
Дурашкина поперхнулась минеральной водой, а я, дневник, испугалась, что сегодня так и останусь в кривом положении.
- Почему БДСМ?!?!?!
- Потому что упырь он недоразвитый, - вспыхнула на эмоциях Дульсинея, - Договорились встретиться, прихожу я к нему, значит, а у него там… на коленях восседат голая поэтесса из Иванова. Я ему «Помилуйте, Василий, что это за облезлая обезьяна нацелилась на чужой банан?» Оказалась это его жена, а я перепутала дни недели. Она потом за мною минут двадцать по избе гонялась, избивая личным бюстгальтером. Я Ваську и прозвала БДСМ.
Мы переглянулись с Дурашкиной и почти одновременно воскликнули.
- А причём тут БДСМ?!
- Притом! – разозлилась Лопоухина, - БДСМ. Бородатый Дебил С Мартышкой! И чёго тут непонятного – то, а?
Действительно, дневник, и как мы не догадались?
Расходясь с пляжа, Дуська заговорчески прошептала.
- Берём сумки побольше. В десять вечера встречамся у старой сосны на опушке. Всем быть, как штык! Почти бесплатно же!
- А может нам подарят курочек, за красивые глаза? – решила я подшутить над подругой.
Цинично осмотрев нас с Люськой с головы до пят, Лопоухина пролаяла.
- Я вас умоляю! Да за ваши зенки нам и двух пёрышек с нижних чакр не вымолить. Готовим натуру, бабоньки, готовим натуру!

***

Поздно вечером, поравнявшись с Лопоухиной у большой сосны, я изрядно запыхалась.
- А где Дурашкина?
Дуська легкомысленно махнула рукой, тряся огромным клетчатым баулом.
- Опять с работы не отпустили. Я ей обещала штучек пять приворовать. Это чё на тебе?
- Сарафан, - удивилась я, - А что?
Подруга загадочно хихикнула.
- Ничто. Побежали.

Ворота нам разхлебянил мужичонка неопознанного возраста. Выпучив глазищи, создание низким голосом пробормотало.
- Живее, живее. Три десяточка, как договаривались. Мне надо бежать, вас выпустит Афанасий. Позывной?!
Лопоухина немедленно козырнула правой рукой.
- Курица - не птица, я - не человек.
Когда мужичонка унёсся со скоростью метеора, я гневно повернулась к Лопоухиной.
- А другого пароля нельзя было выдумать?
Дуська отмахнулась.
- Милая моя, я ради дешёвых кур готова быть хоть птеродактилем мезозойской эры динозавров. Поторопимся!

Разложив, наконец – то курей по сумкам, Дуська внезапно повернулась ко мне, осматривая меня испытующим взглядом.
- Чего тебе?
- Слушай, у меня идея, - проворковала подруга, вытаскивая из отдельного карманчика баула огромную ткань.
- Это чаго? – насторожилась я.
- Лиссапупс, тут такое дело, - вытаращила глаза Дуська, - Дурашкиной ни – ни! Куриц – то тут много. Три десятка, четыре. А нам с тобой подмога…
- О чём ты? – не поняла я.
- О том, - встрепенулась Лопоухина, - Берём ещё десяток, тайно выносим и сбывам на стороне. Прибыль пополам.
- Как это мы с тобою вынесем тайно? Там же Афанасий явно нас осмотрит.
- Вот именно! Я уже всё придумала. Охранник нас всё равно не знат. Кто мы, в чём мы пришли. Натягивай на свой сарафан эту юбчонку, - трясла сейчас Дуська большим, бесформенным мешком, - А это ремень. Щас мы к нему прикрепим курей и оденем на тебя.
Дневник, у меня аж взорвалось в одном месте!
- Совсем одурела от жадости! Это чё это сразу на меня навешивать мороженых птиц?!
- А потому что ты шерстяная и тебе не будет так холодно. Лиссапупс, выручай! – ревела Дуська, придавив меня к стене, задирая к потолку полы мого сарафана.
- Дуська, побойся бога!
- Здеся окон нет, он нас не видит!
Дневник, я отбивалась, как могла. Но надо знать Лопоухину. Если Дуська что – то взяла себе на ум, то остановить её возможно так же, как остановить пассажирский лайнер гусиным пёрышком. Через десять минут, я, с грустным мурлом стояла у выхода в огромной юбище, под которой теперь громоздился ледяной пояс из дохлых замороженных кур. Дуська приплясывала рядом на момент, когда ворота нам открыл смурной охранник. Афанасию на вид было лет сто, может больше и от него несло перегаром.
- Курица - не птица, я - не человек, - задорно пролаяла подруга, хитро посматривая на меня.
- Вижу, - пробормотал Афоня, отходя в сторону, - открывай сумки.
Лопоухина протянула деду баулы и тут, дневник, как назло по моей ноге что – то потекло. Я поводила носом. Пояс! Куры потекли! Шкура – то жарка! Ойкнув, я схватилась за живот.
- Чего она? – нахмурился дед.
Дуська разула свой рот, оценивая ситуацию, приметила лужу подо мною и раскраснелась.
- Караул! Лиса рожат!
Старик поперхнулся, пошатнулся и, споткнувшись о баулы, тяпнулся задом на ящики стоящие в углу.
- Как? Куда? Отставить! Щас! Девки! Оуууууоооооо! Щас скору вызову!
Холод курей пуще проник под шкуру, и я завыла ещё сильней. Дед Афанасий схватился за голову. Метаясь меж мной и стариком, Дуська выла сиреной.
- Кака скора?! Щас мы сами до дому добежим. Правда, Патрикевна? Дотянешь?!
Афонасий окончательно ополоумел.
- Как добяжите? Вон ей как плохет! Вдруг она щас тут рожать начнёт? А у меня куры, отчёт!
Дуська заломила руки.
- А скора приедет, куриц увидит, милицу вызовет. Нас всех и посодють. И тебя, Афоня, лет… лет… лет на двадцать!
Дед схватился зА сердце.
- Это… да… точно. Чё уж, и бежать вам недалеча! Вы уж как - нить сами, девки, ладно? Ага… Давай денежки – то, я сдачу припас.
Лопоухина начала расчет. Дивясь наглости собеседников, я медленно поплелась к выходу. Шкурка полностью промокла. КУри продолжали размораживаться далее.

***

Столкнувшись у леса, Лопоухина гаркнула.
- Куда? Давай чащей!
- Щас! – разозлилась я, - Не буду я ночами шастать по тёмным лесам!
Дуська рассвирепела.
- Хош, чтоб нас застукали? Тама всё два киллОметра.
Делать нечего. Пришлось нестись за подругой. Вцепившись в друг друга, мы рысью скакали по знакомой тропинке. Внезапно, что – то хрустнуло. Дневник, у меня аж подмётки насторожились. Встав, как вкопанная, я пропищала.
- Слышь? Это чё?
Дуська замотала башкой.
- Где? Чё?
Хруст усилился. Лопоухина побледнела, а я по температуре сравнялась со своим рьяно тающим поясом.
И тут, дневник, на тропу вышли две тени и поползли к нам. Ну, всё думаю. И кур поела, и прибыль поимела, и блинов утрем напёкла! И песня така важна вспомнилась «Вот умру, вот умру я. И никто не узнат, хде могилка моя…» и так мне чёта грустно, дневник, стало…
Тут Дульсинея как рявкнет во всю прыть.
- И кому по ночам – то не спится?! Надо чё?
Вышли, дневник, к нам два мужика в масках. Один пониже, другой повыше.
- О, какая добыча, - пропищал малявочный, - Гляди, Дылда, чё мы откопали. Удачный день, удачный.
 Мы с Лопоухиной обречённо переглянулись. Секунды капали. От стресса куры таяли ещё быстрее. Бежать некуда, звать некого, да и сумки не оставишь. Приготовились мы с Дуськой идти с гордостью на расправу. А эти, двое, стоят и обсуждают, чё они с нами делать будут. Воровать, аль убивать. Я в беспамятстве. Дуська пустила слезу.
- Сначала мы с ними натешимся, потом отберём всё, а там… посмотрим, - смеётся тот, что повыше. Мелкий противно хихикает.
Всё, дневник, лапы онемели. Стою я така и падаю. А Дусенька… Дусенька… А Дусенька, дневник, чёт так приободрилась. Ага. Это, так, слёзы рукавочком утёрла и ко мне.
- Пупсичка, я тя в обиду не дам, - и так поворачиваться к душегубам, - Я за Лиссапупса горой! Если собрались, негодяи насильничать над невинными, чистыми и красивыми особами, так начинайте с меня! Всё приму! За тебя Патрикевна буду страдать!
Я, дневник, чёта не поняла юмора. Тут, курицы разморозились ещё быстрее. Взвизгнув от холода, я прихватилась за свои телеса. Дылда заржал.
- Не, вон эта помягше будет с неё и начнём.
И тут, дневник, что – то пошло не так.
Каланча шагнул ко мне, схватил за талию, как раз там, где куры висели, нахмурился… Куры, видимо, разморозились окончательно. Одуревая от холода, я завопила, что есть силы.
- Дуська, ТЕКЮ!!!
Малявка хрюкнул. Лопоухина взвизгнув «Как это её перву?! То есть… Патрикевнушка, держись!» - прихватила самый большой баул и двинула им от всей души по голове дылдному мужичонке. Слабо ойкнув, дядя уставшим титаником осел на землю. Низёныш бросился к нему. Недолго думая, мы, не забыв прихватить сумищи, бросились в сторону деревни, обгоняя друг друга, как спорткары на трассе «Формула - 1».

Отудбив на опушке от одышки, мы с Дусей двинули в деревню. На воле уже рассвело. Внезапно, перед нашими носами выпорхнула соседка Варька Криворотова.
- Чё вы тут шляитесь? Вон каки страсти творятся!
Мы с Лопоухиной переглянулись.
- Эээ… по ягоды, грибы ходили, - с ходу наврала Дуська.
- А что произошло? – встрепенулась я.
- Шо? Шо? Вон, братья Фунтиковы возвращались с ночной рыбалки. Тут на них кто – то и напал. Митяю по колгану чем – то двинули, Лёнька чуть спасся. Скора их забрала щас. Ходють они по ночам, - ворчала Варька, удаляясь от нас.
Мы с Лопоухиной шлёпнулись на лавку.
- Точно те бандюки на них напали, - шептала, присвистывая Дуська мне на ухо, - Банда у них тут целая. Точно тебе говорю.
- Дусь, а может это Фунтиковы напали на нас? У них и рост разный.
Лопоухина ахнула и замолчала, потом подскочила, как крабом за копчик укушенная.
- Пояс, пояс где?
Внезапно я поняла, что не чую больше льда на своей шерсти. Потрогала юбку, сглотнула и медленно протянула.
- Дусёнушка, я его… кажется, потеряла.
Лопоухина взвилась над лавкой в позе нервенного торнадо. Полчаса я выслушивала о себе всё, что она думала. Потом Дуська устало шлёпнулась обратно и нежно меня обняла.
- Ладно. Воровство – это зло. Главное, что мы целы остались.

***

Войдя в избу, я застала Ваньку в странной позе. Муженёк лежал на кровати, прикладывая мороженую курицу к башке.
- Это надо так хряпнуть. Чуть жив остался.
- Ты о чём? – удивилась я.
- О том! Решили мы с Николаичем вас встретить тайком. Я ему немного проболтался насчёт ваших куриных махинаций. А он, дурень, предложил вас разыграть. Натянули мы стары шапки и пошли через чащу. А тут и вы навстречу. Ну, мы шутковать, а Лопоухина меня чуть жизни не лишила. Даже Николаич перепужался.
Я шлёпнулась на стул.
- Вань, вы чё, совсем идиоты?
- А что, - лыбился Ванька, - Смешно вышло, пока Дуська драться не зачала.
Я устало выдохнула, потом удивилась.
- А курица – то у тебя откель?
Супружник потряс птицей над головой.
- Не поверишь, из тебя выпала. Ты уж не обессудь, пришлось половину отсыпать Николаичу, так сказать, за моральный ущерб.
Я от смеха прикусила губу.
- Стой, а кто же тогда напал на Фунтиковых?
- Не знаю, - Ванька нахмурился, - Мы - то уж точно с Николаичем их не трогали.

Прибрав курей в морозилку, я задумалась, потом пошла обратно в комнату.
- Странны дела в деревни творятся, не думашь? А?
Ванька молчал.
- Вань, а Вань? Ваня!
Муж стоял, молча, что – то рассматривая в окно.
- Ванечка, чё молчишь? Чё творится – то? – подошла я ближе.
- А ты догадайся! – повернулся муж ко мне, но вместо привычной его рожи на меня смотрели цыплячьи светящися жёлтым светом зенки, а острый клюв раскрывался сам собой.
Завизжав, что есть мочи я… проснулась.

---------------**************************------------------

На улице ночь. Муж сопит. В окно улыбается огромная кругло – жёлтая луна. Полнолуние. Я скольжу к открытому окну. И приснится же! Нагло крадусь к холодильнику за куриной ножкой. Вредно на ночь есть. Три часа утра. Разве ж это ночь? Пффф! Кладу косточку в кошачью мисочку. И вообще… я ничего не трогала. А котики тааакие воры! Улыбаясь новому, светлому дню, ложусь в тёплую постельку.

И вам, дорогие друзья, я желаю бодрого утра, приятного дня, страстной ночи. И сладких – сладких снов!)))

                Ваша ЛиЛу :Ь