Так сожительствуют, не соглашаясь, вода и масло
И в стеклянной колбе выталкивают друг друга.
Насекомым малым усильем я их растворила.
И теперь во мне расцветают двойные тайные будни.
Как будто нащупала за подкладкой еще подкладку
И радуюсь свернутой, как сверчок, находке.
Гравий, речка, репейник царапают роговицу.
Ослепительным велосипедным спицам не выйти из строя.
Стрекочут-щекочут, как стрекоза во рту.
Тень от каждой травинки выгравирована навечно.
Солнце не движется, а стоит триумфальной аркой.
Некуда дальше. Финиш июля. Зенит.
Чего бы я ни коснулась в победный бронзовый полдень,
Все иссыхает, отслаивается обойной бумагой.
Под моими ногами асфальт шелушится.
С ветки черемухи сползает пахучая кожа.
Лепестки свернулись хлопьями простокваши.
Корни скручены в жгут, искорежены, сжаты.
Вместе с тем мое тело не покидало постели,
Не выворачивалось из сердцевины бутона,
Из непорочного заточения простыни.
Я еще вниз головой в многослойном тумане.
Я еще из иглы, из яйца, из утки не выходила.
Склеены веки. Сомкнуты губы. Пленка и плен.
Но и оттуда пальцы тянутся в язвы герани,
В остроту бытия, в раскаленное полое небо,
В распоследнюю гордость вещей, в их грани-края.
Самый воздух взошел из земли грановитой палатой.
Моя лодка колотится в нем и не может решиться,
Разойтись ли по швам, законопатить ли швы.