На простом, пустом листочке с помощью карандаша
Углерод втираю в строчки в лад вагону, не спеша,
По шершавой целлюлозе. Принимая умный вид,
Предоставив фору прозе..., молча, слушаю графит.
Он, надолго замолкая, шепчет мне обрывки фраз.
Ноутбук, тот речь толкает. Этот пару строк за раз,
Как от сердца отрывает чёрные свои слои,
В паузах переживая думы крепкие мои.
Мелкой дрожью от волнения сотрясается вагон.
Звук шипенья - скрип рождения ощущает кожей он.
Деликатные колёса, спаровав удар из двух,
Низкой степенью износа убаюкивают слух.
Мчит дорога, не кончаясь, звонко радуясь судьбе
И несёт вагон, качая, как большую колыбель.
Если дёргает не резко в закруглениях пути,
Закряхтит своей подвеской: "Ты так больше не шути..."
Зло натягивает сцепку: "Брось меня и уходи..."
Сталь последний держит крепко с гордым номером один...
То затихнут, то заспорят, барабаня и звеня...
Лето, зной, дорога к морю, но не радует меня...
Как чувствительный сейсмограф, замечая сдвиг коры,
Выдаёт рука автограф гладкорельсовой поры.
Мир стремительным движением ритм пытается задать,
Я с высоким напряжением не умею совладать...
Понимаю, что такое, но никак не отстаёт...
Категория покоя мне покоя не даёт.
На коротких остановках чуть ровней слова пишу...
Мне тревожно и неловко, я спешу и не спешу...
Обрывается цепочка испытаний полевых...
Кто-то тихо ставит точку, оставляя нас в живых...
Останавливает время бег и не с кого спросить.
Остаётся скорбно бремя светлой памяти носить.
Бренное всегда упрямо, не даёт никак уснуть.
Я сегодня еду маму проводить в последний путь.
Усыпляет нас усталость, к сожалению, года,
Хворь, усугубляя старость, усыпляют навсегда.
До конца верна осталась непростой своей судьбе,
До конца сопротивлялась сердцу и самой себе.
И когда разрыв фатально в своей крови мозг топил,
Говорила: «Всё нормально», остальное бред слепил...
Всё пыталась успокоить, ободрить, не волновать.
Но… приёмные покои и больничная кровать.
Электроды и лекарство на пятнадцать долгих дней…
Доля в сумеречном царстве не давала шанса ей.
Две недели пробивалась, что-то силилась сказать,
А потом её не стало. Почему сухи глаза?
Много лет, волнуясь сильно, я по дереву стучал,
Если телефон мобильный на звонок не отвечал.
И, вздыхая облегчённо, гору сваливая с плеч,
Распевал, как кот учёный, слушая родную речь…
Отвлекались от болячек, подсыпая строк угля...
Правнуки... Футбольный мячик... и советовал гулять...
Воле, подчиняя тело, заставляя кровь гонять,
В старости не захотела никого обременять.
Не желала быть обузой ни сестре, ни сыновьям.
С ролью Робинзона Крузо кое-как смирился я...
Хутор островом далёким в океане ощущал,
Телефоном новым лёгким часто ухо освещал...
Отвечала: "Я готова... не волнуюсь... не боюсь..."
Нрава строгого, крутого "...здесь мой дом..." и "...остаюсь".
Чем порода крепче, твёрже, тем опасней палку гнуть...
Младший брат позволил позже веселей на мир взглянуть,
Я б, наверное, извёлся, замурлыкал не котом...
Только он с женой развёлся и вернулся в отчий дом.
Ожиданий бег на месте от звонка и до звонка.
Как известно, злые вести носит скорая рука...
Тихо дерево звучало по последнее число...
То, что раньше помогало, в этот раз не помогло...
Надо выдержать достойно от начала до конца,
Что пойдёт не очень стройно. В лоб, не отвернув лица...
Есть в кого... пускай брутально... я не буду волком выть...
Раз сказала: "Всё нормально...", значит, так тому и быть...
Почему с души воротит от листа, карандаша?
И тошнит на повороте, душно, тяжело дышать...?
Всё нормально... твёрдо... прямо... просто... не могу уснуть.
Я сегодня еду маму проводить в последний путь....
01.06 - 06. 06. 2018