Сжигающий полдень - кросовки и лица,
Весь мир перемешан в нью-йоркском сабвее.
В вагон залетел я израненной птицей
И стал пробираться к сиденью скорее.
Но мне преградили дорогу китайцы
Кричащие громко о главном друг другу.
Потом кто-то цепко сдавил мои пальцы
Схватив меня крепко за правую руку.
Стекала горчица по лицам подростков.
С усердием жадно жующих биг маки.
Две старые девы с губами из воска
Ваяли на лицах цветастые маски.
Затем мексиканцы в огромных самбреро
Пропели тоскливо про "бессомемучу"
И если бы я в тот момент был тореро,
Я б их как быков на корриде замучал.
Потом по вагону промчались подростки
Умело крутя виртуозное сальто,
Но были для них узковаты подмостки,
Теперь мои брюки оттенка асфальта.
Проснувшийся бомж что дремал в уголочке
Призвал меня зычно поверить в Иисуса .
Флюиды бомжа как судьбы ангелочки
Тянули меня в темный омут искуса.
Качало вагон как корабль на волнах,
Кондуктор орал непонятное что-то.
В том крике святом и отчаяния полном
Читалось: "Будь проклята эта работа!"
На станции душной что в нижнем Ист-сайде
Задумчивый гей ущипнул меня сзади.
Я словно мираж растворился в пустыне.
Теперь путешествую только в машине.