Поднимаемся, старые клячи,
от пятидесяти до ста,
не трясемся, не дрейфим, не плачем
и не прячемся по кустам.
Сколько жить нам осталось не знаю,
до того как мы с вами умрем,
отодвинем Россию от края
и обратно народу вернем.
Мы могли бы терпеть бесконечно,
но подходит такая беда,
вместе с нами отправится в вечность,
справедливость. Уже навсегда.
Поднимаемся, старые клячи,
на последний решительный бой.
Этот бой нам давно предназначен,
только мы уклонились с тобой.
Оправдались незнанием сути
и предательством высших чинов.
В этом трудном бою, не забудьте,
даже смерть нам не спишет грехов.
Шансов не было, спорить не буду,
коль своих предает командир,
остается надежда на чудо,
но отвык от чудес этот мир.
Просыпаемся, пенсионеры,
инвалиды чудесных реформ,
только мы революционеры,
молодежи привычен позор.
У нее подгибаются ножки,
если видит тугой кошелек,
молодежь нынче вроде рыбешки,
заглотившей красивый крючок.
Милым мальчикам девочкам милым
в олигархи бы, как на духу,
каждый хочет служить крокодилом,
но плотвою пойдет на уху.
Просыпаемся, старые клячи,
выполняем последний приказ,
пусть потомки над нами заплачут,
но не будет им стыдно за нас.
Костыли начищаем бархоткой,
повместительней памперс берем
и раскованной легкой походкой
на центральную площадь бредем.
Мы прошли и войну, и разруху,
мы построили эту страну,
слуховой аппарат вставив в ухо,
можем снова идти на войну.
Все как прежде, за землю и волю,
за заводы и недра Руси,
на пустырнике и корвалоле
зашагаем, губу закусив.
Мы любили так долго и страстно
дорогой президентский портрет,
но любовь эта слишком опасна,
ведь взаимности нет.