Жевали школьники ириски,
На переменах бегали, смелись,
Но хулиган был Боря Крицкий,
Учителя и те его боялись.
Его друзья Сосяк и Мякшин,
Конечно, были тоже забияки,
Но только Боря Крицкий страшен,
Других страшней, хотя не лез он в драки.
Был безобидным он, конечно,
Как все несчётные его проделки,
Но хулиганил Крицкий вечно
И даже чуть быстрей секундной стрелки.
Гремело имя это всюду:
"Опять он что-то сделал! Вот несносный!",
"Ну что ж такое, в перьях чудо!",
"Покоя нет! Какой неугомонный!"
Однажды дети повзрослели,
И им пришла пора покинуть школу.
"Как быстро время пролетело!" –
Учителя вздыхали с лёгкой болью.
Настал февраль, и на стодневке
Ученики вчерашние собрались.
Шары на тонких занавесках
Дарили ностальгическую радость.
Концерт по плану шёл. Кто песни
Пел, кто стихи читал проникновенно,
А кто-то, может быть, чуть пресно,
Но праздник получался интересный.
Но вдруг случилось то, что в зале
Никто не ожидал. Переглянувшись,
Учителя плечами жали,
Но был вопрос во взглядах, а не ужас.
А нужно вроде ужасаться,
Ведь смело шёл на сцену Крицкий Боря.
Его здесь все давно боятся,
И он для всех здесь "луковое горе".
Он вышел, помолчал минутку,
Потом заговорил, и стало ясно,
Что он серьёзно и без шуток
Плывёт по волнам нежности прекрасной.
"Вы все ведь знаете, какой я..."
"О да..." – глаза закатывая вяло
И слабый сделав жест рукою,
Светлана Алексеевна сказала.
Она была у Бори классной
Руководительницей, не умела
Кричать, и были все напрасны
Попытки стать чуть строже то и дело.
А Боря вдруг сказал со сцены:
"Сейчас в любви я буду признаваться!"
Какое слово! Перемену
Такую ждали разве? Что за счастье!
"Вы – свет мой! Я люблю вас очень,
Светлана Алексеевна, поверьте!
Быть может, я чуть-чуть испорчен,
Но навсегда вы здесь, вот в этом сердце!"
И вдруг случилось просто чудо –
Букет цветов возник у Бори. Это
Как будто сон. Цветы? Откуда?
Лишь миг назад стоял он без букета!
Он подошёл, обнял сердечно
Ту, что грозою Крицкого считала
И мучилась, вздыхала вечно,
Бороться с хулиганом уставала.
А хулиган вручил ей розы,
Тот самый Крицкий, "луковое горе"!
Держа платок в руке, сквозь слёзы
Она твердила: "Боренька! Мой Боря!"