Красный сон
Куда летим, пилот?
Мы здесь уже бывали.
Горит наш самолёт,
да мы сгорим едва ли.
Проснёмся поутру,
но я лица не вспомню.
Рукою сны сотру
и день, как гимн, исполню.
(14 марта 1994)
Июнь
И снова лето, и снова июнь,
и снова в груди ощущение
пропасти.
И снова кажется: только дунь,
завертятся страшные чёрные
лопасти.
(13 мая 1994)
Канон
И
капельку винца
для
мракобесия.
И
капельку свинца
для
равновесия.
(1994)
Реплика
Не всякий поэт – поэт.
Не всякий художник – художник.
И не каждый музыкант – музыкант.
Но всякий хвастун – хвастун.
И всякий болтун – болтун.
И всякий трепач – трепач.
(26 июля 1994)
Иллюзии
Листья опадают с веток неумолимо,
как иллюзии.
Осыпаются, как очарования,
необратимо.
Душа у дерева томится и замирает.
Всё, что ей остаётся.
(на 9 мая 1994)
Признания
1.
Что может быть печальнее,
чем прислушиваться
к шагам из комнаты,
где никого нет?
Что может быть
бесполезней пользы,
безусловней условностей,
бесцельней цели и
безнадёжнее надежды?
Что может быть
печальнее счастья
и горестней любви.
(17 июля 1994)
2.
День, когда я тебя не видела,
показался мне странным.
Он так и не лёг в цепочку дней,
а повис без опоры, как будто
сердце пропустило удар.
День, когда я не видела тебя,
показался мне чрезвычайно
странным.
(28 июля 1994)
Исцеление
Свобода – это одиночество.
Покой – это совершенство.
А надежда – это неведение.
И если смерть есть исцеление
горбатых,
то жизнь, для умных, совсем
не нуждается в комментариях.
(лето 1994)
Подобие (Звёзды 2)
Звёзды,
ночные соглядатаи,
я вас ни с чем не сравниваю.
Ибо и вы
есть только звёзды,
подобия подобий,
спокойно летящие навстречу
судьбе.
(на 26 августа 1994)
Падение 2
В этот день опадут
все листья.
И мерное, самодостаточное
шуршание жёлтого
в крапинку
наполнит воздух до небес
и заставит прислушаться к себе
саму вечность.
(на 26 августа 1994)
Волна
Волна жизни схлынула.
И, унесши весь её драгоценный
цвет,
оставила молча свободу и покой.
(9 октября 1994)
Очередь
Сердце вселенной остановилось.
По заведённому порядку,
в очередной раз.
На этот раз оно остановилось
во мне
Я не исключение из правил.
(на 14 августа 1994)
Фон
Я справилась
со сплошным гулом,
рёвом и грохотом извне.
Отныне это не более,
чем фон
моей жизненной драмы.
(26 августа 1994)
Трио
Крыши, луна и коты
созданы друг для друга.
Можно вовремя починить крышу.
Луну, если угодно,
нарисовать розовым цветом.
И впредь не упускать случая
заговорить с кошкой.
А в остальном лучше их оставить
в покое,
предоставить их друг другу.
И издалека наблюдать,
как неизвестные лунатики
невольно и безуспешно
пытаются разбить эту троицу…
(8 июня 1994)
Одуванчик –
это как бы очень просто
сказанное слово.
Жёлтый, он сродни солнцу,
а белый – луне.
Так же эфемерен, проницаем,
малопригоден.
И населён фантастическими
существами -
неотделимыми, но отделяющимися.
Непринужденно царящие окрест
лаконичные парашютики
с балетной ножкой,
невидимки,
легко избегающие внимания,
космические антеннки,
не нуждающиеся ни в ком,
кроме земного притяжения,
на виду у всех
разносят весть высшего порядка.
(14 июня 1994)
Ноги
если бы видеть только ноги
всё равно чьи
эти снующие туда и сюда ноги
и самые полы каких-то пальто
длинных как рясы
если бы погрузиться
в этот чердачный мир туфель
ботинок калош сандалий
обхвативших своих хозяев
словно обезьяньи детеныши
и строящих друг другу
на ходу
разные мины
без ведома их высоких
владельцев
если бы насовсем забыть про то
как одиноко трепещут в поднебесье
самые верхние листья у дерева
а небо неотвратимо падает
прямо в глаза
ибо с земли не видно где у него
границы
если бы утратить
всю птичью музыку мира
и слышать один этот
умопомрачительный диссонанс
бог знает
куда торопящихся ног
(16 июня 1994)
Маскарад
С тяжёлой ношей я пойду в маскарад,
с тяжёлой ношей я иду в маскарад,
с тяжёлой ношей захожу в маскарад,
с пустой сумой выхожу из маскарада.
Всё это именно так!
И вы не смейтесь надо мной,
вы не удивляйтесь мне,
и не жалейте меня, и не завидуйте мне,
и вы не стройте мне гримасы,
вы не шарахайтесь, вообще, от меня.
Я – человек!
Я знаю, где можно достать
простые и верные слова,
знаю, как успокоить самое разбитое
сердце.
Мне известно, где обитают
лучшие из имеющихся радостей.
И совсем не то, что вы думаете,
делает меня несчастным.
Я – человек-аквариум,
умею разговаривать с рыбами и ходить
босиком по воде.
Представьте себе, сквозь меня
лучше видно - любой предмет в любое
время суток!
Не причиняйте мне напрасных обид,
но и не слишком убивайтесь обо мне.
Не бойтесь, знаете, вообще
за меня.
Я - человек,
и я умею смирять удары судьбы.
(24 июня 1994)
Чайка
Воду легко разъять.
Её можно раздробить на
брызги
и выплеснуть далеко на
берег,
даже унести с собою
под тем предлогом, что
промок.
Всё равно вода –
это вселенский глаз,
единое, монолитное тело,
не несущее ровным счетом
никаких потерь
от подобных поползновений.
Ибо несопоставимы эти
сути и порядки,
эти разновременные
величины.
И всегда, где бы ты
ни оказался –
человек в лодке или
плывущая чайка,
на тебя неотрывно смотрит
один глубокий, тёмный,
затаённый,
проникающий зрачок.
(22 июля 1994)
Яблоко
1.
Яблоко Свободы и Печали.
Жёлтые два глаза золотистых
смотрят мимо, вне всякой
попытки
сердцебиенье инакое к счастью
принудить.
Изливается взгляд за пределы
имени.
Ничего не нужно больше никому.
Ибо всё совершилось уже
в начале начал,
и каждый в первое же мгновение
получил своё.
(4 августа 1994)
2.
Яблоко, естественно,
как воздух,
проникающее в суть вещей.
Зёрнышки в сердцевине
цвета плоти, вкуса познания.
Яблоко, среди пирующих
вновь возлёгшее на равных.
Каждое слово возымело
терпкость прохладных
зёрнышек.
(5 августа 1994)
Vice versa
Когда коты пристрастятся летать,
а деревья –
отвечать на приветствия,
когда дождь хоть изредка
будет служить нам
верным посыльным на словах
и природа разучится синтезировать
свои беспредметные угрозы,
а ветер с божьей помощью станет
брать уроки вокала -
тогда можно будет
вписать всё это в порядок вещей.
Расставить по местам,
как хочется.
И, заплатив вежливую дань
новизне происходящего,
свыкнуться с ним.
Как свыклись мы с тем фактом,
что всё здесь, кажется,
пока ещё наоборот.
(на 28 августа 1994)
Преддверие
Последний дождь,
потерянный друг,
уходящая любовь,
исчезающая жизнь.
Нежность, которой нет цены.
Последний дождь
за разбитым стеклом.
Кажется,
что спасение ещё возможно,
что разгадка существует…
Кажется всё, чего не было и нет.
Последнему дождю
отдан последний свет
расстающейся с летом души.
26 сентября 1994
Ромашки
Я прихожу к себе в гости.
Ну, здравствуй,
говорю я с неопределенной
усмешкой.
Что было? Ничего?
Так я и думал.
Я принёс тебе две осенние
ромашки.
Две осенние ромашки, -
повторяешь ты
и опускаешь глаза.
Осень никакой не сезон, а само
настроение, -
говоришь ты, помедлив, -
что-то непонятое нами, намёк,
нам ниспосланный.
Это открытая дверь, понимаешь?
В такую погоду хочется улететь
в сторону вечной грусти.
Знаешь, почему мы не можем?
Знаю, отвечаю я.
Потому что на самом деле
мы давно улетели,
но в то же время остаёмся здесь,
чтобы именно всё знать,
и чтобы нам досталось – всё.
Да, - ты поднимаешь глаза,
и они напоминают мне
о двух забытых,
давно истлевших ромашках.
Да, - говоришь ты -
мы остаемся здесь,
чтобы поддерживать связь
друг с другом.
(20 сентября 1994)
Послесловие
(по Дж.Моррисону)
Убийца летал во сне,
и это вошло в привычку.
Отягчающие обстоятельства
накапливались исподволь.
Убийца надел мягкие тапочки
и скрылся за собственной тенью.
Время пошло быстрее.
Убийца последовательно
погасил свет.
Вот он взял острые ножницы
и хитроумно перерезал все нити.
В понедельник утром убийца
поставил последнюю точку.
конец ноября 1994
Триптих
1.
Маленькая одинокая планета
под названием фонарь.
Невысоко над землёй, почти рядом,
но всё же отдельно.
И даже не менее отдельно, чем
удалившийся на безопасное расстояние
Марс.
Фиолетовое свечение вокруг бесцветной
мистической желтизны.
Отрешённость.
2.
Чёрно-белая дорога
и фиолетово-лимонный фонарь,
погруженные во взаимосозерцание.
Вымерла под вечер улица.
Стужа и мрак согласно усугубляют
друг друга.
Долгая ночь на подходе.
3.
Чем ближе к Земле, к её обитаемым
слоям,
тем многочисленнее предметы,
заявляющие свои права на всеобщее
признание.
А нужно так мало!
Безотказное электричество,
зажжённая свеча или газовая горелка,
просто спички, вспыхивающие
с первой попытки.
Или любое другое мерцание
какого угодно происхождения.
То немногое, что способно
разомкнуть тьму.
(20 декабря 1994)