Максиму Хлусевичу
I.
Ветрено, любезный друг, и сыро,
хлещут волны радиоэфира,
и сидит в сторонке на скамейке
некто в кепке или тюбетейке.
Это я про то, что не скучаю.
Наблюдаю, делаю заметки.
Наливаю чай… люблю под чай я
созерцать окрестность из беседки.
Буйство красок, образов… Осанна!
Мир прекрасен!.. но не без изъяна:
разум, в дар полученный от Евы,
вьется у бедра священной девы.
II.
Здесь у нас все тихо и стабильно.
Жизнь течет неспешно, но мобильно.
Выборы, жнивьё… я подытожу:
пляшем, развлекаемся, как можем.
Вертится волчок, как заведенный
где-то между Сциллой и Харибдой.
Вот, что я скажу, мой друг ученый,
нам ни рощ, ни кущ пока не видно.
Греция не та, — тут все возможно:
Гектор с Ахиллесом пьют безбожно,
и казна нуждается в ресурсе,
а ахейский флот… ну ты же в курсе.
III.
Сколько мы с тобой уже знакомы?
Будто бы (совсем вот-вот!) из комы
вышел и пытаюсь вспомнить тщетно.
Амнезия, друг мой, что-то с чем-то.
Юность пролетела. Стала тоньше
нить меж нами. «Скоро динозавры
вымрем», — ты сказал. Я, впрочем, больше
не скажу и даже не сказал бы.
Нет, пока еще не вою на луну.
Форточку пойду закрою и вздремну.
Если не судьба, — бумага и перо.
Ночь без сна. Возьму и лягу на крыло.
май-июнь 2018