Впервые ко мне стихи летят,
А я, будто застывший во сне,
Тогда, много лет назад,
Не верю, не понимаю, что ко мне
Сердце стремится, как самое мое.
(Возможно, холодность этого лица?
Хочу - чтобы как обоюдное копье?
Но мое-то - сердце пронзенного певца...)
Что могу я тебе дать, голубок,
Чтобы ты сама во мне не обманулась?
Если я и показался глубок,
То это пока, спускаясь, не окунулась...
Не знаю, я не был на морях,
Сравненье с ними неуместно...
Но там слышно, как о поводырях
Молит, как бесконечно тесно...
P.S. Сразу после написания этих строк, я собрал свои вещи, и засунул билет на легкоатлетический матч на Динамо (который мне выдали тут же на работе: по случаю открытия стадиона) в задний правый карман, и поехал домой. Приехав домой и проверив карман, билета не обнаружил. Меня специально сняли со второй смены на первую, сокращенную, чтобы я посетил этот вечерний матч, потому что никто не может или не хочет, а я - безропотный, безглагольный товар, почти скот. Нет, судя по тому, что я потерял этот билет, я не такой. Почему не вытянули двадцать рублей из левого кармана, но этот билет пропал? Теперь ад. Нужно звонить объясняться, оправдываться, вообще поднимать внутри это что-то, такое перенасилованное... И я виноват. Как так, тем более - мой родной стадион Динамо - за что такие препоны? Что делать? Сойду с ума. Напьюсь так точно.
P.S.P.S. А других опознавательных знаков не возьму. Отверженный, так отверженный. И нечего значками, удостоверениями мелькать.
Пусть увольняют.
P.S.P.S.P.S. Боже, позвоните за меня им! Скажите что-нибудь...
P.S.P.S.P.S.P.S. Ура! Мне еще дадут билет. А я уже думал стихи бросать писать...