Она лёгкие с детства свои поняла.
Увеличить стремилась их всюду:
На бегу, на ходу, воздух жадно брала,
Чтобы голос представить свой люду.
И они всё быстрее и шире росли.
Лыжи были - одной из деталей.
И в душе от мечтаний цветы проросли.
Ох, игрушка была, вы бы знали!
Связки были внутри, далеко от ушей,
И набор был почти нескончаем.
И по виду найти тяжело хорошей.
Кислородом их терли и чаем.
Всё готово, и город давно уже ждёт
Представления лучшего в мире.
Но влюбился в неё толстосум-идиот,
И оставил шататься в квартире.
Был ревнив он так много, как весит весь слон.
Только хобот ему не вручили.
А красив, как из книги одной Апполон,
На язык был острее, чем чили.
Но она же любила его, как себя,
А выходит, что даже и больше.
Нервы били по венам, мечту теребя,
Слёзы падали часа не дольше.
Собрала чемоданы в одну из ночей,
И поехала прямо в столицу.
От встревоженных славной идеей очей
Не спалось, не пилось, и не спиться.
Перед зеркалом новым открыв широко
Челюсть нижнюю, воздух глотая,
Поняла, что оттуда, увы, ничего.
Оказалась, она не святая.
Все забыто, убито, разбито, и всё.
И осталось сугубо ни то и ни се.
Время стоит бесчисленных денег.
Покупает его шизофреник.