1.
У поленницы кадка. В ней холодная плещет вода.
Удивительно гадко временами бывает, когда
Просыпаешься рано, и в рассветных лучах нелегко
Подниматься с дивана. А вода, как назло, далеко.
Упорхнула удача, на прощанье махнула крылом.
И коллега по даче безответственно спит под столом.
Ну, зачем мы мешали самогон пополам с коньяком?
И по нёбу шершавым, как наждачка, скребёшь языком.
Голос ломок и тонок. Стонешь сипло: «Сорокин, подъём!».
Но не слышит, подонок… И смятение в сердце твоём.
Словно в жаркой Сахаре, засыхаешь, присыпан песком.
И коллеге по харе очень хочется дать башмаком…
2.
В жизни всё поправимо. Он поднялся: была не была!
И походкой пингвина неуклюже добрёл до стола.
Постоял, отрешённо сигарету в руке теребя,
И стакан «Апшерона» опрокинул в глубины себя.
Сел на край табурета, разгоняя вселенскую грусть,
И ступнёй в сандалете ткнул Сорокина в чахлую грудь.
И в сознании мутном заворочалась мысль: «Хорошо!».
Жаль, сегодняшним утром он опять до воды не дошёл…
Над верхушками ёлок поднимался сияющий шар.
Просыпался посёлок, кислородом замкадным дыша.
Мир был в полном порядке: с крыши слышались трели скворца,
И старушки на грядках умилялись своим огурцам.
Вдохновлённый идеей позабыть про мирские труды,
Видно, лишь в понедельник он узнает о вкусе воды.
Но до этого срока – целый день. Он плеснул коньяка,
Снова крикнул: «Сорокин!» и второй опрокинул стакан.