Теперь вы – пыль, всего, увы,
И не скрипите медной вилкой
Об блюдце голое; зимы
Не наблюдаете из ссылки.
Я слышу тихое дыханье,
Иль вы сжимаете мне сердце?
На снимках живо увяданье
Вашей пролысины в Венеции.
Куда? На что дымится жизнь,
В масштабах сосуществования?
Купить в уценке спелых дынь –
Как оправдание страданья?
И если так, кричим мы – аве,
Держа над головой секиры,
Только чтобы глас кортвый
Переварил сие под лиру.
Джон Донн уснул? И вы
Оставили и испарились
В широтах легкой синевы –
Не исписались – но изжились.
Это упадок, иль величье?
Конечно, ни черта не пан ты,
Также далек, как Береатриче
Недосягаема для Данте.
Но я пишу, себя забросив.
Вы… не Есенин, но не хуже.
Вы – вечно дышащий Иосиф,
Один Иосиф в этой гуще.
Иль под эгидой Мичигана,
Небрежно ручкою набросив,
Под коркой написали странно
Вместо Иосифа, лишь – Joseрh.
Какие буквы заключили,
В манящей тиши, далеке?
Отныне – живы, живы, живы,
Как Низами, Гомер, Рильке.