Я очнулся от хлопка закрывающейся двери. Меня насквозь пронизал ледяной озноб.
И калейдоскопом видений понеслись перед взором события последних дней моей непутёвой жизни. Мелькали лица друзей, теперь уже бывших друзей, проносились эхом воспоминаний счастливые и трагические минуты моей бывшей жизни.
Почему бывшей - спросите вы. И я отвечу, что то существование, которое я влачу сейчас, жизнью назвать трудно. Это скорее прозябание, это смерть, случившаяся в моем ещё живом теле.
Кто я? Что я? Да, именно сейчас. И сам себе отвечаю: Я ноль, я пустота. Меня все видят, но чураются меня, стараясь не замечать.
Да, я бомж, я опустившийся бывший человек. Я сломался. Меня надломили невзгоды, выпавшие на мою долю.
Никто и не видит во мне человека. А если кто-то и обращает на меня внимание и пытается сунуть мне в руки, когда я стою у угла какого-нибудь магазина, мелочь, то тот самый, желающий порадовать меня звоном монет, отойдя от меня всего на пару шагов, пытается выбросить образ мой из своего сознания.
Эх вы, люди! Настоящие люди, то есть люди, живущие респектабельно, одевающиеся по последнему зову моды, умытые и причесанные, говорящие по своим телефонам с кем бы то ни было и о чём бы то ни было, вы, не знающие, почём бывает фунт лиха. Вы, думающие, что вам удастся избежать падения во тьму бедствий, в бездну неприятия вас всем миром. Вы, мои бывшие друзья и подруги, сослуживцы и коллеги по перу и шпаге, вы, так называемые люди, называющие друг друга по именам и отчествам, улыбающиеся друг другу при встрече, отвешивающие поклоны влиятельным людям, избегающие взглядов бомжей, пьяниц и других людей, называемых вами «отбросами общества», неужели не видите, что улыбки ваши натянуты и неестественны, будто на лице вашем вечная маска мима? Неужто не замечаете вы приторности и лести в словах приветствия или сочувствия, обращенных к таким же чистеньким и накрахмаленным друзьям? Неужели вы все ослепли в своём стремлении быть лучше всех, выше всех?
О, боже, зачем ты дал мне этот дар видения людей насквозь? Что мне делать с даром этим? Как жить, понимая, что мир внешней чистоты и якобы пристойности лжив? Будто ржа проела всех вас. Ржа мыслей и чувств.
Господи! Прошу тебя дать мне понять, зачем ты наделил меня способностью видеть невидимое? Объясни, прошу тебя!
И стоило мне остановиться на этой мысли-просьбе, как я тут же вернулся в место своего существования, то есть в подвал почти расселенного дома, ощутив телом ещё отдающие последнее тепло трубы отопления.
Я услышал голоса подростков.
- Смотрите, ребята! – сказал один из них, - смотрите, здесь человек!
Я слабо пошевелился, но не смог ни встать, ни открыть глаза.
- Ребята! Он жив, - продолжал всё тот же голос, обращаясь к своим спутникам. Обладатель этого голоса взял моё запястье в свою руку, пытаясь нащупать пульс. И, убедившись, что жизнь во мне теплится, стал быстро говорить что-то своим друзьям, но в гомоне голосов я потерял нить разговора и впал в забытье.
Но в голосе этого предводителя, который обнаружил моё тело в подвале, я услышал жажду жизни, жажду помощи ближнему. И не было в этом звучании смущения или презрения ни к моему виду, ни к моему, надо сказать, ужасному состоянию и запаху, исходящему от меня.
Этот голос вселял надежду и веру в небеспросветность мира людей, окружающих меня. Он дарил мне тепло любви.
А когда я пришёл в себя, то понял, что лежу в тёплом доме на овчине у печки, что жарко топилась. Около меня дремал пёс, он и грел меня, и грелся сам.
Возле печи, составляя в неё чугунки с чем-то ароматным, суетилась девчонка, изредка поглядывая на кошму, на которой лежали мы с собакой. Увидев, что я пришёл в себя, она опустилась рядом, встав на колени, и ласково сказала:
- Не знаю твоего имени, бывшего имени, данного тебе при рождении, незнакомец, который стал мне другом. Я зову тебя Дар, Дарий.
Отвечая на мой вопросительный взгляд, она заторопилась с ответом, поясняя:
- Тогда, в тот зимний вечер, меня толкнуло будто что-то неведомое к той двери подвала, где был ты, где ты, страдая, умирал. Что-то внутри меня говорило: Зайди, зайди в подвал! Там ты нужна! Помоги!
Я не знала, что там увижу, котят или щенят, но на зов, который так звучал, который молил меня не пройти мимо, я не могла не откликнуться. И там мы нашли тебя, Дарий.
В тот же вечер мы с друзьями перевезли тебя ко мне домой, в наш посёлок. И ты уже третий месяц в бреду. А пока ты бредил, пока метался с жаром, то всё спрашивал, всё искал ответа, зачем тебе послан дар видеть всё в истинном свете. Я поняла, зачем он дан тебе, так же как он дарован и мне. А дарован он затем, чтобы помогать всем, кто нуждается в надежде, вере и любви.