ДМИТРИЙ БАГРЕЦОВ
Багрецов Дмитрий Николаевич, кандидат филологических наук, УрГУ, Екатеринбург, шеф-редактор журнала «Аграрный вестник Урала».
РЯДОМ С КУМИРАМИ
Интервью с поэтом Виктором Алексеевичем Тихомировым \Тихвинским\
- Когда Вы начали писать и когда осознали себя поэтом, какие у Вас тогда были эстетические ценности и ориентиры?
- Жили мы без отца. Я его помню смутно. В документах о рождении в графе отец - стоял прочерк. У меня и моего брата.
Фактически я родился 31 декабря 1958 года в деревне Свирь Тихвинского района Ленинградской области.
В документах и год, и месяц, и место рождения стоят другие –
04 января 1958 года в посёлке Красава Тихвинского района Ленинградской области.
За отца платили - пять рублей на меня и столько же на брата от государства. Перевод - за вычетом почтовых расходов – составлял чуть более 9 рублей. То, что с пособия от государства в сумме 5 рублей на одного ребёнка брали почтовые сборы, я запомнил по той простой причине, что мать по этому поводу переживала.
Чтобы жить не хуже других - всё лето и осень собирали и сдавали в заготконтору - сначала чернику, потом гоноболь и грибы,
затем бруснику и клюкву.
Зимой делать было нечего, и мы жили совсем бедно. В соседних семьях были отцы, потому там жили в среднем достатке.
Ждали получки - как праздника. Однажды мать получила зарплату и возле конторы, в которой работала, нашла чужой кошелёк с только что полученными деньгами. Она не успокоилась, пока не нашла владельца.
Однажды, в пятом классе, меня попросили оформить стенгазету.
В процессе этой работы, я написал маленькую статью о трагической гибели мамы своей одноклассницы.
Спустя некоторое время пришёл гонорар, 91 копейка.
Из-за этих денег я стал писать.
Меня убеждали, что я должен писать не стихи, а зарисовки о природе.
Но за маленькое стихотворение районная газета платила так же, как за большой рассказ.
Поэтому я стал писать стихи, став отпетым графоманом.
– Как Вы воспринимали литературную и политическую ситуацию, хотелось ли что-то изменить?
- Политическую ситуацию я никак не комментировал, и менять не пытался.
А вот литературную - уже лет двадцать пять, как следовало бы изменить.
Внутренняя борьба в союзах писателей между его членами быть может не заметна для людей - простых читателей,
однако масштабы её огромны. Раздробление на отдельные группы писателей, казалось бы, должно решить существующие проблемы, помочь писателям терпимее относиться друг к другу, однако отношения между писательскими
организациями остались враждебными.
Если ранее, в составе Санкт - Петербургского отделения СП России, они были как плохие родственники, то теперь их отношения стали похожи на отношения плохих соседей.
В Санкт - Петербурге основными писательскими организациями являются-
Санкт – Петербургское отделение Союза писателей России,
Союз писателей Санкт-Петербурга, Межрегиональный Союз писателей и
Санкт – Петербургский городской Союз писателей.
Доброжелательные и партнёрские отношения только у двух последних организаций. Совместных сборников не издаётся. Совместных мероприятий не проводится. По крайней мере я о них не слышал. В каждой организации свои гении и свои правила.
Начиная с 1982 года, я сблизился с тогдашним председателем секции поэзии
Ленинградского отделения Союза писателей России и зав. отделом поэзии журнала "ЗВЕЗДА" Вячеславом Николаевичем Кузнецовым. Имея такие должности, Вячеслав Николаевич
фактически был подчинён группе писателей из четырёх человек, которая негласно руководила в Ленинградском отделении Союза писателей России. В нескольких журналах и в "Русском альманахе" были опубликованы крупные разгромные статьи, написанные мной с критикой руководителей и творчества некоторых основных писателей.
В результате я попал в опалу и меня никогда не печатали выходящие при СП России журналы и газеты, в частности питерский "День поэзии". Влиятельная Ирэна Сергеева (помощница В. Кузнецова) в 1982 году в своей книге "НА ПЕРЕКРЁСТКЕ СОЛОВЬИНЫХ ПЕСЕН" посвятила мне стихи, но после элементарной критики с моей стороны вышеупомянутой книги НАВСЕГДА ВЫЧЕРКНУЛА МЕНЯ ИЗ АВТОРОВ редактируемых ею изданий.
При общении с писателями я понимал, что каждый из них кого-то опасается - боятся говорить своё мнение, а члены приёмной комиссии вступают в сговор против неугодного - подтасовывают конкурсы, нарушают правила тайного голосования, обсуждая заранее по телефону свои решения и вынуждая будущего писателя в поте лица УГОЖДАТЬ вершителю судьбы.
Я приходил к Ивану Сабило (у нас с ним прекрасные отношения - это очень ранимый и доброжелательный человек) - и он впервые встретил меня словами: «О, это печально известный Тихомиров»?
Выслушав мои просьбы, а я говорил о том, что при приёме ко мне выставляются завышенные требования – ответил: «У меня других людей нет». Оставленные пять книг я заранее слегка подклеил, и через месяц нашёл их в приёмной Сабило на полке и понял, что их никто не читал.
У меня не хватило сил обвинить писателей в обмане, слушая их мнения о моём творчестве.
Они критиковали меня, не почитав моих новых книг!
При приёме в Санкт-Петербургский СП точно так же почти все голосующие не имели представления о моём творчестве и лишь выполнили команду председателя.
А рекомендации мне писали такие известные люди - как Илья Штемлер, Илья Фоняков, Надежда Полякова (редактор "Дня поэзии" в прошлом).
– Вы были хорошо знакомы с Глебом Горбовским: расскажите, пожалуйста, об этом поэте?
Я и сейчас с ним знаком!
– Глеб Горбовский. Вообще я его знаю очень хорошо. Он - крёстный отец моего сына, которого я и назвал Глебом, в честь Глеба Яковлевича.
Когда я общался с другими поэтами - Горбовского я возносил выше всех. Поэтому, возможно, я и не старался уделить большое внимание другим поэтам.
В силу сложившихся обстоятельств, Горбовский с 1994 года остался совершенно один, в комнате на улице Кузнецовской, у парка Победы. Они со СТАНИСЛАВОМ Пожлаковым \до самого его убийства \ пили очень сильно.
Пожлакова кое - как контролировала мать, а Горбовский был один \до 2000 года, когда появилась его бывшая жена Лидия Дмитриевна Гладкая\.
Он был очень приближён ко мне, жил у меня в Тихвине в разных местах \всего в пяти адресах\, потому как с ним жить невозможно из-за его беспробудного пьянства. Это постоянное общение и чтение его стихов вьелось в меня так, что иные произведения – меркнут, даже если они лучше. Для моей души Рубцов и Горбовский - это лучшее. Рубцов - может быть так же потому - я очень плотно дружу с Людмилой Дербиной. Ездил \вместе с ней и ещё одним писателем к её маме в Вельск. Ездил вместе с ней к Малахову на съёмки передачи "Пусть говорят"…
Вернусь к разговору о Горбовском.
К сожалению моё близкое знакомство произошло в тот момент, когда Горбовский стал сильно пьющим человеком. Вот одна зарисовка с натуры:
Президент Питерского Барковского клуба Андрей Торгашин (это было в 1994 году) позвонил мне и сообщил, что они с Горбовским очень сильно пьяные и нужно их довезти до Кузнецовской в 44-й дом, где жил и по сей день живёт Глеб Яковлевич. В те дни я был в Питере и готовил книгу, кажется "Неласковый март". Я отвёз пьяных на Кузнецовскую.
Горбовский матерился и орал. В двух комнатах рядом жили соседи Горбовского по коммунальной квартире – мать (очень пожилая, она не выходила из комнаты), и дочь Галина Игнатьевна . К такому Горбовскому они привыкли и относились с пониманием. Мы переночевали, и я утром повёз Глеба и Андрея в Тихвин. Горбовскому никак было не отойти от пьянки, и у него начинались уже непонятные словесные выпады. В Тихвине я их (после выпивки) уложил спать. Вечером пришел – квартира открыта, а их нет. В квартире всё было перевёрнуто и переблёвано. В Тихвин я их увёз - к себе домой, чтобы поотошли. Торгашин был вменяемый и отошёл быстро. Потом по срочным делам уехал. Я возил Горбовского с собой в машине, пока ездил по делам, днём он спал, сквозь сон издавая постоянные крики. В ближайшие 8 лет, до появления бывшей его жены Лидии Гладкой, а затем их повторной женитьбы в 2008 году, Горбовский периодически жил у меня и моих знакомых в Тихвине, отходя от пьянки. Начиная с 2002 года, может быть раньше, за ним стала присматривать переехавшая с Севера бывшая его жена Лидия Гладкая.
Горбовский был всегда на слуху. Я не знал, кто такой Юрий Кузнецов, но я знал, кто такой Горбовский. И если бы его не выселила из квартиры жена Светлана в комнату на Кузнецовской, и если бы дочка навещала его - вряд ли я бы познакомился с Горбовским так близко. У него были в 1993-1998 году друзья – пьяницы, это композитор (кстати – известный) Станислав Пожлаков, которого потом убили (Горбовский в этот момент, с его слов, в подъезде пожлаковского дома спал), ну, и Андрей Торгашин и ещё разные. Кто нёс вино - тот и друг.
После бурных пьянок, он часто искал свой блокнот. Посвятил мне несколько стихотворений. Одно из них опубликовано в книге "Окаянная головушка". Моему сыну – его крестнику он так же посвятил стихи, которые так же напечатаны в какой-то его книге.
Дело в том, что Глеб Яковлевич передаёт события, прошедшие в определённый период времени.
Везу его весёлого из Питера - позже смотрю всё описано. Подрался он с моим знакомым - смотрю уже появилась такая картинка. Если постоянно читать его стихи, они, конечно, становятся роднее и ближе.
Был в Тихвине такой Сергей Ерёмин. Бутылки собирал. Горбовский с ним скорешился - раз я не даю денег на выпивку-
ждал--когда тот насобирает бутылок и купить выпить. Пару раз на такой промысел Серёга брал и Горбовского.
– Каким было Ваше общение с коллегами (литинститут, Союз писателей и пр.) - с кем дружили, кого уважали, что читали и чем интересовались? Очень было бы хорошо, если б Вы вспомнили несколько случаев.
Образование у меня - окончил ПТУ -7, базовое училище "Кировского завода" по профессии я деревомодельщик.
По окончании работал диктором заводского радио, экспедитором-аппаратчиком получения углекислоты Тихвинских производств "КИРОВСКОГО ЗАВОДА". В Союзе писателей России я не состоял и не состою. Пытался вступить 12 раз. Приняли только в Межрегиональный СП почётным членом. МСПР - это Союз, где нашли себя многие литераторы - изгои и те, кого не принял СП России.
Моё развитие проходило и проходит без поддержки Союза писателей России.
Я являюсь независимым автором и считаю, что Союз писателей - это неконтролируемая частная территория, которая опасна для психического здоровья нормального человека и которую необходимо совместно рассматривать на предмет изменения негласных правил, начиная от самого порядка приёма в СП России.
- Один вопрос еще: а как Вы издавали свою первую книгу (что это были за стихи, когда и где книга вышла, кто писал предисловие, какова была реакция критики)?
И хотелось бы все-таки поговорить о Вашем знакомстве с Юрием Кузнецовым - когда и при каких обстоятельствах встретились, какое впечатление он произвел, Ваше тогдашнее восприятие его стихов...
- Начиная с 1989 года я работал зам. редактора журнала "Провинциал".
Первые мои буклеты - газетный формат - 10 страниц.- 4 издания - вышли в виде приложений к этому журналу.
Книга "Неласковый март" под редакцией академика русской словесности и редактора отдела поэзии журнала "Звезда" Вячеслава Кузнецова - вышла из печати в 1994 году. По договорённости с руководством питерского завода "ТЕХПРИБОР" Вячеслав Николаевич помог мне воспользоваться их типографией. Книга вышла в твёрдом переплёте.
- Расскажите, пожалуйста, про Ваше знакомство с Вадимом Кожиновым (Вы упоминали, что с Кузнецовым Вас познакомил он – как это произошло)?
Начну издалека. С 1979 года ЛИТо в Тихвине вела успешная питерская поэтесса Ирэна Сергеева. Из всех начинающих поэтов она явно выделила меня, и даже посвятила мне стихи на семнадцатой странице своей книги "На перекрестке соловьиных песен» (Лениздат, 1982 г.) :
Тихий парень в поселке Красава
Вслух читает стихи наизусть.
И не знает о том, что слава
Это просто любовь и грусть.
Лишь с годами поймет, что слава…
дальше забыл...где-то есть книга...ну - ладно...
Иными словами в доверительной беседе - после получения книги с посвящёнными мне стихами, я проболтался поэтессе о том, что считаю написанные ею стихи - очень слабыми...
Её вскрик у меня стоит до сих пор в ушах – «Посмотрите! на него! Я! Ему! ПОСВЯТИЛА! А он!»…
Я считаю теперь, что поступил тогда плохо и необдуманно. Однако я не думал, что в лице Сергеевой НАВСЕГДА получил ярого недоброжелателя, который говорил о выходе моих книг – Тихомиров испек очередной кирпич. И более 29 лет (по сей день) со мной Сергеева НИКОГДА не разговаривала и отворачивается при виде меня.
В 1980 году В.Кузнецов писал обо мне: «Следует обратить «Лениздату»
внимание на Виктора Тихомирова, поскольку вполне возможна публикация
его стихов в серии так называемых "КАССЕТНЫХ КНИГ"».
Я всегда ощущал его доброжелательное отношение, - а в 1989 году, будучи
заместителем редактора журнала «Провинциал», я поместил стихи В.Н. Кузнецова на страницах этого издания.
Это послужило началу подробного знакомства и уже примерно в 1990 году
по инициативе гл.редактора и моей - Кузнецов был издан 10.000 тиражом
за наш счёт. Затем мы опубликовали стихи будущего секретаря Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России Андрея Романова и ещё кого-то...
Остановиться в Питере у меня негде было - я жил в Тихвине.
Редакторство + ночёвка у многих писателей сблизило меня со многими.
Вступление я сделал для того, чтобы пояснить причины моего стремительного (но не очень благополучного) вторжения в писательский омут Питера.
Получилось так, что написанные мной статьи с критикой руководства и выходящих журналов, альманахов были опубликованы.
Огромную статью (фото Сабило с писателями в центре) опубликовал Владимир Скворцов - он занимался продажей бумаги и только-только начал пробовать себя в роли издателя.
У него было издание «Русский Альманах», сейчас у него «Невский Альманах». Так вот в «Русском Альманахе» моя критика была опубликована.
Затем я выяснил, что фактическими руководителями СП являются совсем не те люди, которые занимают места в руководстве. В. Кузнецов всего и всех боялся, страшно за всё переживал. Он сильно страдал из-за постоянных скандалов и склок.
Теперь – на Ваш вопрос:
Фактически я познакомился с Юрием Кузнецовым и Вадимом Кожиновым именно на семинаре.
Горбовский неоднократно возмущался, что меня не принимают в СП России:
«ОНИ ЧТО ТАМ ОХ...И»?, и писал мне записки с которыми я должен был ехать в Москву к Ю.П. Кузнецову и В.В. Кожинову. Эти записки находятся где-то в моих бумагах.
В Питере Горбовский авторитета к тому времени не имел, и надеялся помочь мне через друзей в Москве. Помочь мне пытался и писатель Н.Коняев - хотел взять с собой в Москву, но узнав, что я - друг Людмилы Дербиной, прекратил уделять мне внимание.
В результате всей этой возни мне пришло приглашение в Москву. Я познакомился одновременно с Ю. Кузнецовым, В. Кожиновым и Д. Коротаевым.
Во время нашей встречи Коротаев записывал меня на диктофон, Кожинов разговаривал постоянно и охотно. Кузнецов говорил мало.
В процессе общения Вадим Кожинов прямым текстом мне сказал – видимо, делая выводы из того факта, что я за свой счёт издал много книг в твёрдом переплёте (включая и «Поэтическую орбиту», и «Срамную музу», и еще 4 мои толстые книги) – так вот, Кожинов сказал дословно следующее: «у Юры материальные проблемы. Воспитывает двух дочек. Он поможет тебе издаться \или укрепиться?\ (забыл) в Москве, а ты ему помоги.
Я много раз ездил к Юрию Кузнецову. Он очень долго и медленно отбирал стихи.
Опубликовал стихи в «Нашем Современнике» в номере № 7 за 1999 год и прислал мне 2 журнала.
Сразу оговорюсь - денег я ему не заплатил. Книга моя в Москве не вышла.
Разговор с Кожиновым состоялся в день нашей экскурсии в Суздаль.
При чём в тот момент, когда наша группа стояла в очередь за чем-то,
после остановки автобуса. Я стоял как раз за ними. Честно говорю: я не имел умышленных намерений - сам удивился этому. По поводу стояния в очереди
Кожинов пошутил, и действительно, - было смешно. Потом мы о чём-то переговорили. Кожинов как-то снова оказался рядом. Мы шли по каким-то деревянным настилам и у нас состоялся тот разговор. Не могу вспомнить, где был в это время Кузнецов. Ещё Кожинов сказал, имея в виду Юрия Поликарповича: «Пройдёт десять - пятнадцать лет, и ты будешь вспоминать каждую минуту, проведённую с ним рядом». Дословно не помню, но возможно фраза была иная: «будешь вспоминать каждое слово, которое он сказал».
Женщин с нами тогда практически не было. Я запомнил лишь поэтессу Виолетту Баша из Москвы, по причине её жизнерадостности и активности. Она постоянно находилась вместе с Денисом Каратаевым. Денис погиб в автомобильной катастрофе, кажется в 2003 году.
И ещё помню из Тамбовской области Марину...Фамилия вот только что выскочила из моей памяти. Вспомнил! Струкова! Я фотографировал её и Юрия Поликарповича на её фотоаппарат, но плёнка видимо прокручивалась внутри аппарата, потому что я чувствовал руками скрежет заклинившей перемотки.
Ещё Ю. Кузнецов подарил мне, вернее он меня подвёл к киоску на первом этаже СП России (Комсомольский проспект дом 13) – и предложил купить огромную книгу о русской литературе в его редакции. Книга эта осталась где-то у очередной, выгнавшей меня (или я сам ушёл) – жены.
Еще меня тогда задело, что Ю. Кузнецов и В. Кожинов очень плохо отзывались о поэзии Вячеслава Кузнецова. Кожинов еще предупреждал-ТОЛЬКО БЕЗ ПЕРЕДАЧИ. Я был с этой позицией категорически не согласен. Сейчас я уверен, что сближение с писателями и Питера и Москвы произошло вовсе не по причине моих каких-то способностей в поэзии – за исключением Сергеевой.
Об этом мне постоянно в лицо говорил Борис Орлов, ранее - неофициальный лидер питерского отделения СП России.
С В.Кузнецовым нас сблизила работа совместная над моими толстыми книгами. Кузнецов - мой редактор. Денег я ему за это тоже не платил, только лишь издал его стихи.
- Ну, Бог с ними с деньгами и всеми этими интригами в СП. Вот передо мной номер "Невского альманаха" за 2004 г., первое Ваше там стихотворение "Россия спит. Мы верно ей служили". Мне не совсем понятна последняя строфа:
"Какое счастье - вырваться из плена
Родной земли. И на закате дней,
Поверить в то, что силам злым измена,
Не есть измена Родине своей!"
Я вижу тут в некотором смысле едва ли не политическую декларацию, соответственно, хочу попросить - охарактеризуйте, пожалуйста, Вашу гражданскую позицию. Когда написано это стихотворение, как Вы относитесь к эмиграции и к эмигрантам, как воспринимаете политику Советского Союза в их отношении?
– С малых лет мне хорошо была знакома песня "На пыльных тропинках далёких планет", возможно в семье была такая пластинка. Эта песня была просто во мне, как что-то родное. Зная песню, я слишком поздно узнал имя автора текста. Тот факт, что автор, написавший её, предал Родину, и уехал жить за границу, меня просто поразил, удивил и шокировал. Моему разочарованию не было предела. Я не верил в то, что он предатель. Но об этом говорили все. Позже меня потрясло предательство любимого актёра Савелия Краморова, а ещё позже – своего наставника, литконсультанта журнала "Костер" Льва Лосева. Лосев пропускал меня бесплатно на спектакли ТЮЗа, напечатал немного моих рассказиков и стихов в журнале.
Лев Лосев работал тогда литконсультантом журнала "КОСТЁР" – туда его устроил отец, поэт Владимир Лившиц, который плотно дружил с Бродским.
Я постоянно отправлял стихи в журнал и волей - неволей пересекался с Лосевым (это его псевдоним, а фамилия у него Лившиц, как у отца).
Еще Л.В. Лосев – автор биографической книги "Иосиф Бродский", совершенно замечательной. Советская пропаганда убедила меня в том, что их поступки, их решение оставить Союз было недостойным и постыдным.
И лишь потом я стал понимать, что не Родину предали эти люди, а просто не выдержали той системы, которая существовала в СССР.
ВОЙНОВИЧ - КРАМАРОВ-ЛОСЕВ - это те люди, которые очаровали меня своим талантом, которых я уважал, а затем - в какой-то период времени -
осуждал и разочаровывался в них.
Для меня и сейчас эти три фамилии дороже других звёздных имен.
- Спасибо за интересное интервью!
Беседу вел к.ф.н. Д.Н.Багрецов \2010 год\