Кто сказал, что нагнетать напряжённую
обстановку насосом ни к чему?
М. Э.
В мире неудовлетворённых физиологических покрытий одного тела другим, его вулканическая порода (по отцу) металась в огненном кольце хула-хупы снов.
Однажды обшивка их треснула, позволив ему подняться на недосягаемую высоту.
Чистый воздух дал почувствовать, как увеличивается количество эритроцитов в одном кубическом сантиметре его, несомненно, голубой крови.
Он жадно вдохнул, вбирая недодобранное там, внизу. Что толкнуло его сюда? Сила воли, помноженная на единицу плотности мышления с протрезвевшим взглядом на окружающий его зверский питомник? Бесконечные разговоры о высоких материях в умозрительных подвалах не принятой им сомнительной современной эстетики?
Вряд ли.
Эмоциональные бури в нём с течением времени поутихли, и наскальная остановка в безмерном пространстве вполне устраивала.
На этом этапе вознесения на высоту его никем непризнанная теория «Превращения любви в лёд» являлась неопровержимым подтверждением становления душевной тверди как таковой.
Он оторвался от оставшегося внизу повышения уровня любознательности в стеснённых жилищных условиях, от надоевшей системы установления критической температуры нечеловеческого терпения. Ему порядком опротивело чувствовать себя отверженным от её всё более отдаляющегося женского существа. Сколько можно заниматься томографией уставшего от повседневных забот тела с помощью томагавка в вигваме ранящих слов?
Мысль о механизме перемещения в невесомое состояние полностью поглощала его. Он пружинисто оттолкнулся от скалы, раскинул руки и отправился в затяжной полёт.
А ко всему привыкший пастухес, помахивая своей морщинистой палкой, сказал:
– Вот ещё один японский турист испытывает судьбу.
Разве пастухес мог знать, что парашют, сложенный заботливыми руками жены несчастного, не раскроется по его же собственной просьбе ко всевышнему.