(предыдущая глава из романа «Миледи и все, все, все»
«Красотка и разбойничая ночь»
http://www.stihi.ru/2018/06/10/2609)
* * *
…Любуясь сочным телом Афродиты,
гасконец злился: – Веря в этикет,
ты так рискуешь, что без волокиты
тебя распнёт весь генералитет!
Ревнивая гасконская натура
своё же сердце яростна скребла.
– Сначала я решил: ты – просто дура.
Играешь не с огнём, а… жжёшь себя! –
бесился д’Артаньян. – И где твой разум?!
Триумфа не хватает даме треф?
Пытаешься влюбить в себя всех разом?!
Но дама только фыркнула: – Не дрейфь!
Уставший от испанского акцента
Шарль лично предпочёл речь парижан,
но, роль терпя под маской спецагента,
себя от искушенья удержал.
Специфику арго' гвардейцев Лувра
выплёскивать не стал он на мадам,
чтоб щёлканьем нездешним дерзость клюва
не резала слух местным господам…
...Взор дамы намекал, что выбор «дона»
убог: угомониться, снять позор.
Отмалчивалась дама беспардонно,
желая взять гасконца на измор.
Глаза её в насмешливом прищуре
вносили снисходительность во взор.
У Шарля настроение в ажуре
ничуть не пребывало с давних пор:
– Когда я подставлялся с диким риском,
не раз меня брала смерть за вихор.
Я тоже при любви к интриге рыскал
по-глупому, но я – сын диких гор!..
Кого ты соблазняла?! Простаков ли?!
Причем, опасно скользкой шла тропой!
Себе ты позволяешь тут такое,
что прежде не водилось за тобой!
Что за пример взяла ты вдруг?! С меня-то?!
– Считаешь, половой веду разбой? –
в её глазах скакали бесенята,
в его – недоумение и боль.
– Жду разъяснений, – очень даже трезво
сказал гасконец даме тет-а-тет,
облюбовавши, как монах-аскет,
демонстративно не кровать, а кресло. –
Ты в тайной независимой игре
шуршишь с Барасом за моей спиною.
И чем всё пахнет? Странное амбре!
– Ты, Шарль, себе накличешь паранойю.
– Представь, я кое в чём подслушал вас
и что-то намотал на каждом усе.
В своих я твёрд решеньях, как алмаз:
не схожим быть с ослом и быть бы в курсе…
– Чтоб мог ты делать нужные шаги
тайком и на любые расстоянья,
Барасу я запудрила мозги,
чтоб на тебя не тратил он вниманье.
Пусть верит в то, что перед ним осёл,
пустой болван, надзора недостойный.
Как можешь ты, Шарль, на меня быть зол
за песню предприимчивости сольной?!
Шарль, просиявши ярче, чем луна,
расцеловал ей грудь: – Так это славно!
Однако, Афродита, ты умна!
Тебя недооценивал я явно.
– Ужель ты думал, что Барас – маньяк
и только обладаньем озабочен?
– Я верил и в такое, но не очень.
В беседе упомянут был маяк.
Планируя сраженье, чьи же стяги
захочешь над собой поднять как блажь?
– Пойдёт британский флот в ночной атаке
плотину нашу брать на абордаж –
мы сможем по маячному сигналу,
который загорится в некий час,
спокойны быть за наш боезапас:
его мы оптимально, с пылу, с жару,
без паники истратим на врага.
А ты о том лишь думал, что хочу я
тебе наставить с кем-нибудь рога?
– Ты, раны мне душевные врачуя,
к тому же выступаешь как стратег.
А кто же нашим сообщит о всех
задумках и намерениях быстро?
У нашего военного министра
должна быть информация в свой срок.
– Ну, ты же спать не будешь, как сурок?!
Найдётся способ выбраться за стены
сквозь бреши оборонной их системы.
Британский флот, как мотылёк на свет,
пойдёт на штурм в надежде на внезапность,
а наш предупреждённый флот в ответ
ударит с флангов. Также неприятность
доставит англичанам дружный залп
всех наших пушек, коль пальнуть с плотины.
Красотка излучала и азарт,
и пыл убийцы, Шарлю не противный.
Шокирован он был в который раз:
её мозги сейчас эффектней лона.
– Так значит в фаворитах – де Барас,
а де Бриенна обольщать не склонна?
Тебе ведь очевиден был резон
добиться главной цели непременно
посредством обольщенья де Бриенна,
а нынче из значительных персон
ты выбираешь в качестве мишени
Бараса? В чём причина замещенья?
– Барас – весьма опасная змея,
но он опасен нам как соглядатай,
поэтому его руками я
хочу таскать каштаны из огня.
Ему послушны будут и солдаты,
и прочие перечить не должны.
Начальник контрразведки – враг заклятый,
вот потому-то с ним мы и дружны.
Теперь Барас – не только наши латы,
но также и оружие. Уж мы
используем его потенциалы
лишь так, как нужно нам и только нам.
И сам Барас, и все гвардейцы яры
и не уступят в резвости коням,
что нам пойдёт в итоге лишь на пользу.
Но упаси Бог, встать пред ними в позу!
– Порвать нас пожелают пополам –
я первенства им пальму не отдам!
– Пустое. Я обстряпаю всё чисто –
Барас не заподозрит нас ни в чём.
Огнём пройдутся наши и мечом
по мореходам Карла-реваншиста…
* * *
Жан де Бриенн зазвал опять гостей:
красотку леди и её испанца.
Голодный Шарль чуть не лишился пальца,
сгрызая жадно утку до костей.
Вино до капли всё отправил в рот и
на пирожки набросился герой,
чей рот не разрывался от зевоты –
шпионы вправе выспаться порой.
На сей раз де Бриенн не в контрразведке,
а в светлой резиденции своей
обед для пострадавших дал гостей:
– Я вне себя от зверства людоедки!
Спешу искоренить под корень зло!
Карга, как и мясник – её подельщик –
пытались скрыться, но не помогло.
Теперь я говорю себе: утешь их,
злодеев, показательным судом
и долгой казнью, самою суровой.
А вы ко мне захаживайте в дом
теперь по-свойски.
От вина багровый,
хозяин, на закуску небогат,
поскольку людоедству не потрафил,
съел утку и теперь салат из трав ел,
подкладывая даме виноград.
Пусть мало птиц и с мясом безнадёга,
в уборной всё равно оставят след.
Гостям пришлось хозяина ждать долго,
когда Жан отлучился в туалет,
зато вернулся он с унылым типом,
оборванным, седым и с нервным тиком.
– Вот, господа, знакомьтесь. Де Жерон –
несчастный мой помощник. Изнурён
он длительным и жутким пребываньем
во вражеском плену. Бедняга Пьер
так постарел, что стал неузнаваем,
а был ведь полный жизни кавалер.
Козаками отпущенный за выкуп,
он прибыл только что и прям ко мне.
Примите же, как друга, горемыку,
а после он пойдёт домой к жене.
Знакомьтесь, милый друг мой. Леди Клер
и дон Хосе – супруг её, испанец.
Лицо «Хосе» покинул враз румянец –
присматривался к Шарлю этот Пьер
недолго, но с предельным изумленьем
и дерзостью, бестактной средь дворян.
Пьер разразился яростным сомненьем:
– Какой Хосе?! Да это ж д'Артаньян
из роты королевских мушкетёров! –
чуть не пустился Пьер злорадно в пляс.
– Он и Портос, весьма приметный боров,
толклись среди козаков и не раз
там навещали раненного друга.
Обзор был частью моего досуга.
Я, временно с пленением мирясь,
надежды не терял на избавленье
и бодро изучал всю вражью мразь.
И вот он, Божий промысел! Явленье
чужого средь своих! – сказал, смеясь,
помощник коменданта. – Поздравленья
мои вам, де Бриенн! Нам повезло
разоблачить опасного шпиона!
Я возвратился, всем чертям назло,
так вовремя из вражьего полона!
– Ой, не могу! Супруг мой, не тужи,
коль я умру, ведь я умру от смеха!
заливисто смеялась от души
красотка без испуга. – Вот потеха!
Мои вам поздравленья, де Бриенн!
Ваш друг сошёл с ума за время плена!
Мой муж – испанец, не абориген!
Бесспорный факт!
– А для меня дилемма, –
задумчиво парировал всерьёз
влюблённый комендант. – Смешно до слёз?
А мне, хоть плачь, совсем не до смешного.
Шпион и сумасшедший… Может снова
отправить вас к козакам, де Жерон?
А ну как с настоящим д'Артаньяном
столкнётесь там опять? Тогда, барон,
оправдывайтесь тем, что были пьяным.
– Но я не пьян! – сердит, обижен, рьян,
метал слюну помощник коменданта. –
Взгляните на него! Ведь он, буян,
вот-вот за шпагу схватится!
– Буян-то?
И я б за шпагу взялся, коль меня
назвал бы оскорбитель мушкетёром
воющего с нами короля.
Я б вынул шпагу с боевым задором
и вызвал вас немедля на дуэль.
Но ни к чему любая ваша драка.
Вы знаете в лицо его? Однако,
вполне я допускаю параллель.
Прошу вас, де Жерон, остановитесь.
Послушайте меня, вникая в суть.
Тот д'Артаньян и наш испанский витязь
похожи, может быть, и не чуть-чуть.
Такие лица… что – не в вашем вкусе?
– Коль диспут наш пока не запрещён,
то сделаю попытку я ещё
вас вразумить. Я от козаков в курсе
его рассказа о самом себе.
В ту ночь он бился с нами средь козаков
и в рукопашной длительной борьбе
заполучил он тьму кровавых знаков,
точней уколов – в них теперь весь торс.
От каждого осталась ведь отметка.
Дружка из боя вытащил Атос.
Их имена мне в память въелись крепко.
Коль вам не в лом, отважный дон Хосе,
то реабилитироваться просто:
откройте тело нам во всей красе
и коль на нём отсутствует короста,
то вы и впрямь – испанец дон Хосе.
Свои я принесу вам извиненья.
И в случае таком знать будут все,
что вы есть вы, мои вам заверенья.
– Да, я есть я! – взъярился мушкетёр. –
Плюю на всё, что мне хотите впарить!
Мне жаль вас, сударь, вот вам луидор –
наймите докторов, лечите память!
– Давайте! Закажу вам гроб, агент!
– Успеете ль?! Сейчас я вас зарежу!
Проткну насквозь несносного невежу!
Запуганный гасконцем оппонент,
по счастью своему, на тот момент
ещё не обзавёлся новой шпагой,
и потому назревший инцидент
не кончился кровавой передрягой.
Жан де Бриенн вмиг выбежал вперёд –
загородить помощника собою.
У Жана сам собой открылся рот –
позвать солдат, однако, стол с едою
внимание хозяина отвлёк.
«К столу, друзья» звучало, как «к барьеру»!
– Нам, дон Хосе, быть может, невдомёк,
что тяжкий нервный срыв превысил меру
опасную для пьеровой души.
Отсюда родом всплеск галлюцинаций
иль по-простому бред и миражи.
И для французской, и испанской наций
стал средством от всех стрессов алкоголь.
Пьер, выпейте, а там уж разберёмся.
Вот лучший во всей Франции кагор,
а вот ром из Голландии. Встряхнёмся!
Никто и не заметил, как, когда
из зала упорхнуть успела леди…
Помощник коменданта обглодал
хребет уже второй по счёту сельди,
запив второй бутылкою вина,
когда, споив «испанца» допьяна,
Жан промычал: «Пора на боковую».
Давно уже пойдя на мировую,
Хосе и Пьер лишь чокнулись в ответ.
«Пора, пора! Тут рядом кабинет,
где будет, дон Хосе, тахта вам впору».
Шарль, на плечах «друзей» найдя опору,
препровождён был к месту на ночлег.
Целуя собутыльников-коллег,
он клялся им в любви до гроба рьяно.
Свалился Пьер в ногах у д'Артаньяна,
и лишь хозяин твёрд был на ногах.
Зажегши свечи при заходе солнца,
камзол он начал стягивать с гасконца,
и дело приняло большой размах.
Уснувшего раздел Жан самолично,
оставив гостю лишь один рукав.
«Так-так! – Жан усмехнулся саркастично. –
Пьер оказался совершенно прав.
Следы от многочисленных уколов
видны и на груди, и на спине.
За некорректность всех моих укоров,
по отношенью к Пьеру, стыдно мне.
Ты – д'Артаньян, шпион – с тобой всё ясно.
Тебя б повесил, будь я изувер.
А как быть с пресловутой леди Клер?
Хотел бы знать, к чему она причастна.
К мольбам красотки я не буду глух,
коль станет мне наложницей при этом».
В волнении хозяин мыслил вслух.
Ответом пьяных был лишь храп дуэтом.
«Ты ловок, д'Артаньян, но я ловчей! –
росло в душе у Жана ликованье,
но он не обратил совсем вниманья
на колыханье пламени свечей. –
Простись с женой! Я позабавлюсь с нею»!
Дверь не была закрыта на замок.
Понять, что стало в комнате теснее,
хозяин раньше времени не смог.
К последним рассуждениям о леди
самец добавил неприличный смех:
– Я преуспею даже в лихолетье!
– Приемлем ли ваш подлый план для всех?!
Стремленье ваше крайне одиозно
и счастья вам уже не принесёт.
Вы недостойны женственных красот!
Счастливчик оглянулся слишком поздно:
– Вы что, Гильом, совсем сошли с ума?!
Да я вас вмиг размажу! Вам тюрьма
и та не принесла бы столько горя!
Но кончик шпаги был уже у горла.
Неслыханный, несносный моветон!
Жан не успел подставить даже палец,
однако он ничуть не сбавил тон:
– Ты что же, изменяешь мне, мерзавец?!
– Ты сам – предатель! Вовремя тебя
мы с леди обезвредить преуспели.
И леди не бывать в твоей постели,
и ты – не комендант уже. Судьба!
Ты – просто арестант теперь! Солдат же
и город я возглавлю сам с утра.
– Ах, вот как повернули вы дела?!
Вы ныне – комендант и комендантша?!
Беспроигрышно Клер тебе дала!
Но знаешь ли ты кто она, наивный?!
Я столько сделал для тебя добра,
а ты – дурак! Кобель! Бочонок винный!
В темницу вас – на воду и минтай!
Вас – выродков разврата и карьеры!
– Не смейте оскорблять нас, негодяй!
Нас – патриотов и адептов веры! –
воскликнула красотка, подскочив
к поверженному лидеру твердыни.
– Шпионка и подстилка для скотины!
– Как остроумен! Как красноречив!
– Вся лезешь из своей змеиной кожи?! –
Жан буркнул ей и поднял тон. – Гильом!
Ты понял, кто она?! Иль сам такой же?!
Она одна страшней, чем легион!
– Не смейте оскорблять меня! Я – леди!
Весь ваш апломб – напор дерьма в кишке!
Бутылкой, недопитой на обеде,
мадам огрела Жана по башке.
Гильом едва успел отдёрнуть шпагу –
Жан рухнул, чудом смерти избежав.
Барас одобрил, это, мол, нам к благу:
– Всё, спёкся дед, а с виду моложав.
Давно пора. Предатель был несносен!
Была его дорожка с нашей врозь,
но нам его оставить удалось,
как говорится, на бобах и с носом.
Кто, коль не мы, его бы обуздал?
Сержант Клемонт, вяжите ренегата!
Сей оборотень чуть нас всех не сдал:
большому гаду, мол, от просто гада.
Ещё б чуть-чуть и вал еретиков
нас захлестнул, но… не успел предатель!
Наш город – гордость будущих веков,
ведь нас не одолеет неприятель!
Эпохе ларошельских держиморд
я положу конец своим правленьем.
– А с этим что? – кивнул сержант Клемонт
на Пьера. – Пил, видать, с самозабвеньем.
– А что тут думать?! Засланный он к нам!
Кто поручится, что он не предатель?
Как есть, за выкуп прибыл к нам не хлам,
а ренегат и будущий каратель.
В темницу, под замок! Коль что, потом
амнистию объявим, в честь победы.
Всем спать! Я конфискую этот дом.
Останьтесь, леди, для ночной беседы.
«Теперь, когда предатель устранён,
я жажду неминуемого боя.
С союзником, а стало быть с тобою,
смертельный нанесём врагу урон.
Пока муж почивает, пьяный в стельку,
разделим мы с тобой одну постельку», –
подумал де Барас, но молвил он
иначе: – Сутки мне – на всю затейку.
Хочу я завтра ночью выйти в рейд
на тот маяк, чтоб дать сигнал британцам.
…Вы били по башке, а не по яйцам,
причём бутылкой. Взяли б табурет!
С предателем прошу без сантиментов!
Предателей и вражеских агентов
щадить нельзя. Пусть мне пропасть без дам,
коль веру и соратников предам!
(продолжение в http://www.stihi.ru/2018/06/15/4073)