Арабская сказка
1.
Серебряный месяц висит,
Аллах дарит миру прохладу.
Мудрейший Гарун-аль-Рашид
Идёт по ночному Багдаду.
По виду — приезжий купец
С одним лишь попутчиком верным
Обходит Великий Хитрец
Кварталы убогих и скверных.
Заводит «купец» разговор
С любым одиноким прохожим.
И нищий, горшечник и вор
С ним мирно беседуют тоже.
Всю правду калиф узнаёт
О жизни простого народа
И мудрый закон издаёт,
Вернувшись под царские своды.
2.
Однажды башмачник Гассан
Увидел двух странников пеших.
Ни чин их не зная, ни сан,
В свой дом пригласил он приезжих.
Был беден у юноши кров,
И сам голодал он порою,
Но пару лепёшек и плов
Он выставил щедрой рукою.
Достал из подвала кувшин,
Гостей дорогих угощает
И, словно почтительный сын,
Беседою их развлекает.
И молвил один из гостей:
— Скажи нам, багдадец любезный,
Когда бы в лачуге твоей
Волшебник явился безвестный.
Какой бы ты дар у него
Спросил за своё угощенье?
Не стоит ему ничего
Наполнить кувшин твой каменьем,
Из золота сделать твой чан,
Из мрамора — дом твой богатый…
— Не надо, — ответил Гассан. —
Одною мечтою крылатой
Живу я с мальчишеских лет:
Попасть во дворец Аль-Рашида.
Я слышал, что солнечный свет
Там меркнет от дивного вида
Мозаик, чеканки, ковров,
Фонтанов, несущих прохладу,
И вечно цветущих садов,
Глазам приносящих усладу.
Там дивные птицы поют,
Мелькая крылом изумрудным,
Плоды золотые растут
Со вкусом божественно-чудным.
Кто был во дворце, говорят:
Земному подобен он раю.
Хозяином царских палат
Побыть хоть часок я мечтаю.
Я беден, друзья, но ленив,
Чтоб быть у калифа слугою.
Мне сон был, что сам я — калиф.
Приснится же, право, такое!
…Они говорили о снах,
В пиалы щербет подливая…
— Велик милосердный Аллах! —
Промолвил Гассан, засыпая.
Он честно боролся со сном,
Но зелье его одолело:
Подлитое в чашу тайком,
Бесчувственным сделало тело.
Шестёрка явившихся слуг
Снесла его тайно в палаты,
О коих наивный наш друг
В мечтах своих бредил крылатых.
3.
Проснулся Гассан. Над собой
Он видит шелка с позолотой —
И месяц, и звездочек рой…
Чудесной любуясь работой,
Он чувствует мягкость перин
Огромного царского ложа…
Откинул Гассан балдахин,
Здесь сказку увидел он тоже!
В сиянии первых лучей —
Ковры и чеканка из злата,
И в мраморном русле ручей
Звенит, убегая куда-то.
«Какой удивительный сон!» —
Подумал бедняк, озираясь.
По саду чудесному он
Проходит, всему удивляясь.
Здесь райские птицы свистят,
Мелькая крылом изумрудным,
Плоды золотые висят,
Пьяня его запахом чудным.
Случайно выходит он в зал
И стражников видит суровых.
«Когда бы не сон, я пропал!» —
Подумал башмачник наш снова.
Но стражники отдали честь,
И слуги толпою сбежались —
Поклоны, восторги и лесть…
Увы, чудеса продолжались!
И вспомнил башмачник гостей:
«Скажи нам, багдадец любезный,
Когда бы в лачуге твоей
Волшебник явился безвестный?»
Так вот что! Неведомый джин
Под маскою гостя скрывался.
«Я в этом дворце господин?!» —
Гассан сам себе изумлялся.
Когда же проведал бедняк,
Что царские это хоромы,
От страха сомлел и обмяк,
Как заяц от близкого грома.
«Вернётся Гарун-аль-Рашид —
И на кол меня, самозванца!»
(Гарун в это время глядит
Из тайницы)…
На оборванца
Уже не похож наш Гассан:
Одежды на нём дорогие,
И в поясе, обнявшем стан,
Каменья играют цветные.
Уже он тревогу прогнал,
Поверил в слепую удачу,
Нахальным и ветреным стал
И голову держит иначе.
За час осмотрелся «калиф»,
Уверовал в льстивые речи,
И стал его взор горделив,
Широко расправились плечи.
Уж в голосе слышен металл,
В речах — хвастовство и бравада…
4.
Откушав, «калиф» пожелал
Заняться делами Багдада.
С улыбкой Гарун-аль-Рашид
Из тайных покоев взирает
На то, как всезнающий вид
Гассан на себя напускает.
В заморских и ратных делах
Невеждою был он, но смелым!
(Вот разве что о башмаках
Судил он со знанием дела).
Но власть — это то же вино:
Для сильных утехою служит
И к славе взывает оно,
А слабому голову кружит.
Башмачник, увы, не герой,
Но сам он уж так не считает
И мысли, что кружат, как рой,
В законы оформить желает.
Три писаря царских с трудом
За речью его поспевали,
И эти «законы» потом
Со смехом в палатах читали.
Под вечер наскучил «калиф».
Устроили пир ему знатный
И, снова снотворное влив,
Вернули Гассана обратно.
5.
Рассказывать долго о том,
Как утром башмачник проснулся
И снова увидел свой дом
И горестно он усмехнулся.
«Так всё-таки был это сон —
Дворец и павлины и стража?..
Но так восхитителен он,
Что чувствую запахи даже».
Он носом повёл — и в углу
Увидел поднос золочёный,
Серебряную пиалу,
Барашка курдюк закопчённый
И жирный лоснящийся плов,
И блюдо лепёшек румяных,
И гору чудесных плодов
С барханами сладостей пряных.
А рядом увидел Гассан
Тот пояс в камнях драгоценных,
Что так украшал его стан
В видениях благословенных.
На поясе надпись была:
«Башмачнику Абу-Гассану.
Великими будут дела,
Когда соответствуешь сану».
И вензель: «Гарун-аль-Рашид».
Башмачник застыл, словно камень,
Да так с той поры и сидит…
6.
Мелькают века за веками,
И в каждом бывало не раз
И, в общем, давно не в Багдаде:
Являлись калифы на час
На сцену при полном параде.
Там не было знаний больших
(«Калифы» не склонны к наукам),
Но натиск настолько был лих,
Что долго икалось и внукам.
То голод устроит «калиф»
В богатой доселе державе,
То косит империю тиф
На марше к богатству и славе.
Немало и нынче у нас
Во всяких чиновных палатах
Подобных «калифов на час» —
Неграмотных и вороватых.
Скрывает нахмуренный вид,
Лоск щёк и шикарной одежды
И голос, что медью звенит,
Пустышечный облик невежды.
Но вот подписал он приказ,
Доставивший людям мученье,
И видим калифа на час,
Башмачника видим творенье.