мы говорили на инглише, на иврите, мы шифровали послания на бумаге, мы возносили молитвы Святой Бригитте, где-то внутри сознавая: она обманет. каждое слово рвалось через связки к свету, в горле колючей окалиной застревая. с каждой осознанной фразой хотелось верить, что зарастает календулой ножевая, что под бинтами живеет и дышит кожа, бьётся в отрывистом ритме большое сердце. мы говорили о тех, кто был нами прожит, мы подчинялись опасным законам секты. столько ошибок, что просто и вспомнить страшно, столько путей, оконеченных тупиками. всякий наш вдох был суров, и кровав, и страждущ, каждый имел свой коронный сизифов камень.
мы говорили на сотнях чужих наречий, изобретая мучительно сотни азбук. это не та боль, что местный аптекарь лечит, это не то, что однажды познает разум. вечная сила иллюзий и притяженья, хочешь проникнуть за занавес без билета. каждое слово – сквозь древнего леса шелест, каждый вопрос не имеет пока ответа.
мы говорили то тихо, то слишком громко, перебивая помехи каналов связи. что означал этот полубезумный грохот: cнова сезоны дождей с непролазной грязью? снова бегущие крысы с утопших палуб, горы обломков на жёлтых песчаных мелях? словно незрячих, нас вёл за собою пастырь.
но всё равно, умирали мы, как умели.