Это ебуче и смешно, ты призывал его полтора года, изрешетил космос запросами, выгравировал его имя на лобной (лобковой) кости,
и вот он, сам не понимая, что его ведет, как мул на веревке пришел, сжимая свои нелепые чувства в горсти,
в твою прокуренную кухню два на два, в которой жарить могли бы только на ложках и только торчки,
где из посуды лишь банка от нескафе - кладбище вдохов и выдохов, пахнет золой и топырит бычки,
мой никотиновый дикобраз в пепельном окрасе, а ты стоишь и в левом ухе бит назойливо басит.
Тянешься к форточке, чтоб закрыть, но звук не становится тише,
тогда понимаешь - что это дурацкое сердце, решившее
что в ухе уместнее отбивать свое аритмичное гулкое скерцо
И вот бы круто сейчас что-нибудь сказать, но тебя сбивает с толку его сползающая с лица улыбка,
Вены запястий и предплечий гудят все разом, ток льет по фазам,
и ты расчесываешь их вдоль ржавой вилкой,
Будто это поможет. Улыбка становится на рассеченную глотку похожей,
он что-то говорит, но ты не бросаешься его спасать - пока крови нет -
это просто картинки в твоей голове.
Картинки и голоса.
А волосы встрепаны, и футболка на четвертый день уже не такая свежая,
и ноги стали невыносимо длинные, как у слонов, на картине Дали
и балансируешь на них, думая, как некрасиво будет, если ты пошатнешься и врежешься
не в табурет и не в угол стола уязвимым виском, а в ключицы губами.
И брезгливо скривится он -
Отвали.
Так зачем ты тут? Я разорвал эту фотонную связь.
Не криви губы, черт возьми, я вижу твой пластичный пищевод,
ты словно змея изнутри, полая и красная. И, быть может, змея снаружи.
Тебе удобно мое существование, я как арабская вязь,
да, красиво, но вникать в это точно не нужно
Забери свои краски и смыслы, я без них научился дышать
не за тем, чтоб ты выломал мой монохром, двери вышибив вихрем
не хочу свою жизнь тому посвящать, чтобы тебе засыпать/
просыпаться/жить/умирать в этом мире не было слишком тихо.