Настало утро роковое,
Петух пропел уже трикрат,
И встало солнце золотое,
И зашумел Ареопаг.
Народа толпы растекались
По всем известному холму,
Служившему открытым залом
Давно афинскому суду.
Присяжных жребием избрали
Пятьсот один – таков закон.
И всем по два боба раздали,
По три обола, но потом.
И, наконец, открылись входы,
Стал заполнять народ места.
А богачи и демагоги
Шли позже чинно, неспеша.
Пришли глашатай и два скифа,
Писец, усердный секретарь,
Архонт-судья, судебный пристав.
Затем архонт явился царь.
И вот уже всё наготове:
Свой молоток судья нашёл -
Удар - и тишина в народе,
Процесс немедленно пошёл.
Три обвинителя Сократа
Поэт и ритор, и богач
(Софисты все), и хитровато
Сплели улики в тот же час.
И был поистине коварным
Их план Сократу западни.
Вопрос отбросив социальный,
Всё на богов перевели.
Они Сократа обвинили
В непризнавании богов,
Которых афиняне чтили,
И сам Гомер воспел давно.
Они припомнили Сократу
Событье бывшее давно -
Сожженье «О Богах» трактата
Тогда учителя его.
Их обвиненья (что негоже)
Порой звучали, как набат:
«Он развратитель молодёжи,
Гордец, насмешник, «сынокрад».
Своим искусством убежденья
Он сыновей околдовал,
Взрастил у них к отцам презренье,
И непочтение к богам.
Встречая солнце ежедневно
Он поклоняется, поди,
Но как не Гелеосу верно,
А как пылающей печи.
«Я знаю: ничего не знаю»
Так говорит он о себе.
Но, тем не менее, всё знает
О неизвестном божестве.
То божество - его демоний,
Враждебен он богам Афин.
Но он без всяких церемоний
Всегда ведёт беседы с ним.
Он каждый день обходит город,
И где б ни появился он,
Везде толпу себе находит,
И сеять смуту он силён.
С народом говоря, все знают,
Порочит власть и всякий чин.
Тем самым явно подрывает
Могущество и честь Афин».