Полюбил я деву прекрасную во всём.
Сердце, вдруг, объяло чувственным огнём.
В ярком, красном платье в бар она вошла,
Словно облик страсти собою привела.
В стремлении познакомиться, я фразы подбирал.
И набираясь смелости, ром водкой запивал.
Ведя своё сознание к бесстрашью в неудачи,
Я обратил внимание, на девушку поярче.
Внесла она величье не ярким цветом платья,
Размером неприличным груди своей объятья.
Вошла и села рядом, грудь положив на стойку.
А я бесстыдным взглядом тащил их, в мыслях, в койку.
Заиграла музыка, народ затанцевал кто, что своё.
Затанцевала дева в красном. Я снова полюбил её.
И подарила взгляд она мне, улыбкой, озарив,
Во мне росла решительность, но я ещё налил.
Так, сходу, смел, не будешь в вопросе выбирать:
Сердечное ли чувство, животную ли страсть.
Тем более где! В баре! Куда приходят духом пасть.
Там где возможно всё! Где могут обе обломать!
И грудь мне улыбнулась, хоть я не разглядел лица,
Но понял это по движению её в сторону меня.
И дева в красном рассмеялась на чью-то шутку в зале там.
А я в погоне за прекрасным её решил приревновать.
Я угостил девицу в баре, ту, что с размером не объять;
И разговор у нас пошёл; решили даже станцевать.
Я разглядел её глаза, старался не смотреть на грудь,
Но она, словно два буйка, мешала в них мне утонуть.
Мы танцевали, улыбались; взгляд зацепился с девой в красном.
Она игриво подмигнула, меня объял огонь внезапно.
Не понимаю, что случилось, возможно хмель разжижил мозг,
Но сердце бешено забилось, и я во всю пошёл вразнос.
Я разгонялся, «грудь» за мною. Мы танцевали, как в бреду.
Наш танец был похож на пляску коровы с лошадью на льду.
Одна нога плясала твист, другая вальс кружила так,
Что расступился весь танцпол, хотя играли там медляк.
Нам аплодировал зал весь; и я подумал: «это мало»,
Решил на стойку бара влезть; девица с грудью возражала.
Но я кричал мол: «не боись! мы там ещё не танцевали»,
Тянул на верх её, хотя тащил, конечно, вниз, с точки зрения морали.
Но не дала нам разойтись на стойке бара в пляс охрана.
Потребовала спуститься вниз, а я был в хлам, уже не пьяный.
Полётом мысли и души представил я себя атлетом,
Не понимая, высоты решил блеснуть я пируэтом.
Но, поскользнувшись, я схватился за платье девы с пышной грудью,
И на пол с грохотом свалился, я обнажил её прилюдно.
И где-то там, как бы в тумане я слышал бранные слова.
Девице с грудью не по нраву натура пьяная моя.
И, что я должен извиниться за то, что стыдно ей так очень.
И должен я на ней жениться, за это всё. И, что я сволочь.
А я сидел, теряя облик, и думал, грустно размышляя:
Ведь хорошо: не разглядел лица за её пышными буями.
На улице дождливый воздух, а голова в хмели и мыслей нет;
И мозг в туман дурман окутан и только девы в красном силуэт…
А по утру, проснувшись, как в старой шутки где-то,
Я сделал, сквозь похмелье с трудом, открытье века.
Потом открыл второе. И видят оба глаза:
В руках платье держа, стояла дева в красном.
- Всё было, так прекрасно! – сказала мне она,
Поцеловала в щёку, ну, и потом ушла.
Но есть одна досада, что я не помню ни хрена,
И лишь обрывки памяти все полные стыда.
P.s:
Морали здесь напрасны, ну, лишь одна, не боле:
«В погоне за прекрасным, прекрасного не помним».
Во избежание казуса, стыда и всё, что память не сотрёт:
«Не запевайте водку ромом и на оборот!»