Пускай нет образа,
И не зову ее больше в постель
Пускай отказ,
Приснится только омут дверей,
Где там во сне,-
Вы, строитель моей глубины,
И созидатель,
Королева ночной белизны.
Я небожитель,
Или просто замучил кашель
Это свидетельство,
Дымом отторгнутых пыльных век
Если сотрется,
Часть, этих самых морщинистых дней,
Веко укроется,
Залежью гама, но ты в меня верь.
Это условие,
Нескольких новых уличных встреч
Если законно,
Значит правилом тогда пренебречь,
Речь не проста,
И в ней может погрязнуть любой,
Если вода над ней,
Значит стала она синевой.
Давит на лист,
Переносица - ручки хребта,
Это покой,
Когда просит чернила пера,
Им не ответить,
Или просто пустынным - да
Не замолчать,
Когда век утопает в года.
Ты же,
Как-бы скрипка в ночной пустоте,
Контур не зрим,
Только голос в холодном огне,
И только веки,
А точней содержимое их,
Я не гласим,
А ты будто согласия миг.
Это не труд,
Когда в теле рождается больше,
Чем на глаз,
Ибо тело склоняется в мир,
Буква же,
Берет начало из заданной точки,
И сводит на нет,
Любой стравленный стыд.
Как отличается,
Ото всех - это чувство шестое
Так же на вид,
Отличается - свое - от - родное,
Толи запах ее,
Это чувство животное слепо,
Выбирать человека поэтому
Отнюдь не поэту.
Я не сплю,
Представляя себе как ты спишь,
Ты наверно сопишь,
Или свилась бумажным комочком
На пижаму твою,
Вытекают бездонные точки,
В них не ясно чего,
Это жизнь перечеркнутой строчки
Ты покорна,
Или просто ремень вместо шеи,
В отношении вещи,
Отдана для сокрытых движений
И по блату тебе,
Вместо слов, нераздельные стоны,
Разговоры на нет,
Ни к чему ночью те разговоры.
Этот тип,
Не имеет сравнения гласной,
В безударном слогу,
Появляется что-то ударное,
То толкает на - Я,
И - Люблю, и - тебя, и быть может
Не придумано слога,
Который описать тебя сможет,
Ты невинна,
Как невинны следы на мраморе,
Я сочту их молитвой,
Если буду тогдашним при памяти,
Стерта ложь
И ложные чувства владеют
Я пишу сожаления,
Где поэзия это ведения.
Я сейчас на заводе,
И на стулке вторую курю,
И не знаю,
Что напишешь, когда снова запью,
Белым пачкам,
Я обязан за трубчатый дым,
Я не сделаю шаг,
И останусь на веке другим.
Тот другой Я,
Видно слеплен из гранитного камня
Он считает песчинки,
И не смотрит на целостность пламя,
Оно тухнет под ним,
Не открывшись до самого края,
Эта проще всего,
Но цена ведь очень большая..
И откуда перо знает, что хозяин его дичает?
Не заметно оно, или давит когда мысль скучает
Поневоле с тобой, было легче – ни так одиноко.
Я хотел чтобы жизнь не являлась работой….
Часто ждешь – или просто сидя тоскуешь
Но ведь «из» не вернешь, или их – о чем ты толкуешь?
Этот толк понимаю, ибо слышал тебя, а не слушал,
Ты на столько родная, и в тоске относительно лучшая.
Это зов тепла или уличный треск глазниц
При моем понимании комнаты, безовсяких женских ресниц
Что похлопавши дважды – они права имеют на все
Или просто имеют – нелегально забравши сырье –
Это сердце мое, не обычный товар,
Ибо сук выбираемых дважды – вроде как не мое,
Делать выбор в нее. Или выбор встал, выбрав меня.
Губы на коже,
Оставляют розовый цвет.
Я бы напомнил,
Но его уже полгода как нет,
Все ненадолго,
Даже «спектра – Ньютоновский» свет,
Но язык будто слово
Ему нет исчисления – времени,лет.
Друг мой…
Или как там…Есенина знала
Говорила что ласточка –
На гитаре ее напевала
Одевала «Ночные носочки»
Когда ночью ложилась в кровать,
И безмолвно шептала -
Мне тебя не хватает… Обнять…
Говорили о небе,
И как парами с Софой поедем в Италию
Эти милые бредни
Я держал под подушкой заплатою.
Говорили что будем готовить,
Неумелые строили планы
Там сейчас не достроено -
там ристалище и только гады.