Я вижу эти глаза.
Обращенные в зло.
Чудеса не трогают его,
Он один как волк.
Наверное лучше забыть страх,
Лучше не вспоминать толк.
Сказкам пришел конец,
Свет послан далеко в тень.
Для него дрожать - это страх.
Для него скитаться - лень.
Черными узлами вяжет речь,
Маску никогда не срывает,
Из его уст черные реки начинаю течь,
Когда он его раскрывает.
Из его глаз льет сатана,
И растет темное дерево из его рук,
На этом дереве гнилой сук,
А на земле под ним - сгнивший лук.
Его волосы - черная смоль,
Хоть спадают они на плечи:
Черная власть, черная тушь.
Черные желания истекают желчью...
Он идет по степи один,
За ним тянется его темный подол,
Он спокоен, мрачен и зол,
Только злоба его от бессилия,
Он безвольно сжимает кулак,
Жаждет крови, войны и власти -
Сам себе злейший враг.
И неслышно крадется во тьме
И глодает кости во мраке,
Слышит в сумрачной тишине:
Волки воют и злые собаки,
Как клыки на него заточив,
Изнывают от страха и боли,
Слуги верно хранят ключи
От своих же замков,
А властитель меняет пароли,
И течет его время - тусклое,
За окном, как в душе - пепелище,
В ожидании диких собак
Разоренного городища...
И дождавшись своих в тишине,
По ступеням спускается властно,
Воет стая собак у дверей мертвеца,
Воют страстно, пугливо, опасно.
И спустившись под мантией строгой,
Хмуря от света глаза,
Запыленные псы злой дорогой,
Завывают в свои голоса.
Обобрав всю богатую поживь,
Он бросает им мяса кусок,
Жадно золота отблеск хватает,
И уходит в свой темный чертог,
Посчитав золотые монеты:
Он расстроен, несчастен, сражен,
Его алчность жаждала больше -
В пепел будет тот город снесен,
Застучали подковы во мраке,
И помчался властитель,
Обнажив свой оскал,
Он убил по дороге на город,
Верных слуг, что в ночи не признал...