мюзикл
Юрий Арбеков
ВЕЛЕНО КРЕПОСТЬ СТРОИТЬ
Музыкальная пьеса в двух действиях
Действующие лица:
Елисей Лачинов — 35 лет, воевода из Мурома.
Настасья — 25 лет, хозяйка постоялого двора.
Алексей Романов — 18 лет, царь Московский.
Морозов, Милославский — 55- 60 лет, знатные бояре.
Артамон Матвеев, братья Милославские — 20-25 лет.
Юрий Катранский — воевода из Балахны.
Полина — его жена.
Клим — фальшивомонетчик,
Глафира — его жена,
Дрон — перебежчик.
Наталья Нарышкина — вторая жена Алексея, мать Петра.
Слуги и служанки, стрельцы, казаки, стража…
ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР
СЦЕНА 1. Подмосковье, январь 1648 года. Просторная изба, широкий стол, лавки…
Настасья (смотрит в замороженное оконце). Уже и солнышко садится, а на дороге ни-ко-го! Завалило снегом тракт московский, не пробиться ни купцам, ни стрельцам… (Со вздохом). А в старые времена? Тятенька покойный сказывал: и поляки, и казаки, и Минин с Пожарским — все у нас бывали, мимо никто не проезжал! (Прислушивается). Нешто скачет кто?.. (Слугам). Эй! Хватит дрыхнуть, черти! Встречаем путников!
Слуги вскакивают с лавок, суетятся, поют:
Если конь усталый
Медленно бредёт,
Двор наш постоялый
Постояльцев ждёт.
Ставим в ясли коней
И овса им вволю!
А приезжих гостей
Встретим хлебом-солью!
Припев: Двор удалый, постоялый
Между Нижним и Москвой.
Заходи, народ усталый,
Заслужил ты отдых свой!
Входит Лачинов, снимает шапку, крестится на образа.
Лачинов. Мир вам, люди добрые!
Настасья. И тебя счастья в дом, боярин.
Лачинов. Не боярин я, просто ратный человек, воевода… А скажи, хозяйка: далеко ли до Москвы?
Настасья. А ты откуда?
Лачинов. Из Мурома.
Настасья. Ещё столько же… Да ты, чай, голоден, воевода?
Лачинов. Изрядно…
Настасья. Каша грешная есть, поросёнка зажарим…
Лачинов. Давай и поросёнка! (Снимает тулуп).
Настасья ( с намёком). Морозно сегодня…
Лачинов. Неси и с мороза!
Слуги расставляют миски с соленьями и копченьями, штоф и чарки…
Настасья. Хлеб да соль, воевода!
Лачинов. Ставь и себе, красавица. Я с детства один не пью.
Настасья. Согрешишь с тобой, балагур!
Лачинов. Как зовут, хозяйка?
Настасья. Настасья…
Лачинов. Все твои грехи, Настёнка, я на себя беру. (Пьют, он пытается её обнять).
Настасья. А ну не балуй, жеребец стоялый!.. (Слышен топот копыт). О!.. Ещё кого-то черти несут! (Накинув шушун, выбегает во двор; там с кем-то говорит).
Входит Алексей.
Алексей (крестится на образа, кивает гостю). Вечер добрый, воевода…
Лачинов. И тебе не хворать, боярин... Охотился?
Алексей. Лося гнал… Знаешь меня?
Лачинов. Не имел честь… Вижу, что одет богато, мушкет знатный…
Алексей. Обращаться умеешь?
Лачинов. Всенепременно.
Алексей. Пора, пора нам от лука и копий переходить к мушкетам и шпагам, как в Европе заведено. От дикарей-кочевников должны мы отличаться оружием?..
Лачинов. Обязаны, боярин! (С улыбкой). Приятно слышать умные речи в устах человека столь юного…
Алексей. А тебе, воевода, в сражениях бывать доводилось?
Лачинов. Служил я на Тульской засечной черте, ныне в Муроме… Набеги случались тоже, но в серьёзных битвах не бывал…
Алексей. А хотелось бы?
Лачинов. За правое дело?.. Да завсегда!
Алексей. Слыхал ты, что Смоленск до сих пор у Литвы?.. А Чернигов?.. У Польши. А шведы сколь городов забрали наших?.. Обязаны мы их вернуть?!
Лачинов. Обязаны, боярин! (Восторженно). Не ведаю, какого ты рода-племени, но счастлив отец твой, юноша! Мыслишь здраво, болеешь душой за Отечество!
Алексей (со вздохом). Батюшка мой два года как помер.
Лачинов. Царствие ему небесное! (Крестится). Как зовут, боярин?
Алексей. Алексей. А тебя?
Лачинов (чётко, по-армейски). Лачинов Елисей Протасьевич — воевода Муромский!
Алексей. Лачин, лачин… Сокол по-персидски?
Лачинов. Не устаю восхищаться познаниями твоими, юноша!
Алексей. И польский знаю, и латынь… Географию, строение небесных тел…
Лачинов. Учителя хорошие были?
Алексей. Дядька мой, Борис Иванович… Аристотеля читал мне, Плутарха…
Лачинов (восхищённо). Далеко шагнёт Московия, когда такие бояре будут на Руси!
Слуги вносят горшок с кашей, жареного поросёнка на блюде, каравай хлеба ситного, с поклоном ставят перед воеводой и уходят.
Неловкая пауза. Алексей деликатно отворачивается, но скрыть голод не в силах. Лачинов это видит…
Лачинов. Прошу простить меня, боярин, я человек здесь новый, обычаев московских не знаю… Не побрезгуй, Христа ради, раздели со мной трапезу!
Алексей (почесав в затылке). Что ж… Благодарствую, воевода! Но позволь и мне внести свою долю?.. Эй, хозяйка!
Входит Настасья, низко кланяется...
Алексей. Всё, что есть в печи, всё на стол мечи! Мы с воеводой гулять будем!
Слуги выбегают, накрывают стол, поют:
Здесь обычно щи да каша
Да из чарки мёд,
И простая песня наша
За душу берёт!
И капуста, и груздь —
Хороши закуски!
И веселье, и грусть —
Всё у нас по-русски!
Припев: Двор удалый, постоялый
Между Нижним и Москвой!
Заходи, народ усталый,
Заслужил ты отдых свой!
Алексей. Сегодня ты меня угощаешь, завтра я тебя. (Бесшабашно). Женюсь я завтра!!! Будешь гостем моим, Елисей!
Лачинов. Совет да любовь! (Смущённо). Но не обижайся, Алёша, ежели не приду: к Государю еду!
Алексей (с прищуром). Нешто откажешь, воевода? От чистого сердца зову!
Лачинов. Прости, боярин. Я человек подневольный, ратный. Позволит царь-батюшка — приду, нет — не серчай, Христа ради.
Со двора слышен топот копыт, ржание лошадей…
Алексей. Друзья мои приехали. Сиди, воевода, я мигом! (Выскакивает во двор).
Настасья (выглядывает в дверь). Да там приезжих — полон двор!
Ты купец иль ратник бравый,
Здесь видали наяву —
И с товаром, и со славой
Возвращалися в Москву.
Но не близок твой путь,
Обрати свой взор:
Просит вас отдохнуть
Постоялый двор!
Припев: Двор удалый, постоялый
Между Нижним и Москвой.
Заходи, народ усталый,
Заслужил ты отдых свой!
Входят Алексей, Морозов, Милославский, Матвеев, другие бояре.
Настасья. Застудились, охотнички?.. Где же добыча ваша?
Морозов. В санях.
Милославский. Ты, хозяйка, вели разделать кабана, глухарей, из медведя потроха вынь …
Морозов. Да не медли: мы голодны, как волки!
Настасья. Мигом сделаем, бояре! (Слуги бегают пуще прежнего). Прошу к столу, гости дорогие!
Приезжие усаживаются на лавки, один говорит другому:
Первый. Не по чину сидишь, боярин!
Артамон. На охоте чинов не разбирают.
Первый. Ах ты, смерд!
Артамон. От смерда слышу!
Алексей (строго). Уймитесь, уймитесь, друзья! Здесь воевода из Мурома — что он об нас подумает?
Морозов (Лачинову). Что в Муроме, как?
Лачинов. Всё слава Богу, боярин.
Милославский. Муромский калач — обедает богач! (Охотники весело смеются).
Лачинов (с улыбкой). Это да, калачи у нас знатные!
Алексей (ударив кулаком по столу). Э-э-х! Веселись, гуляй, рванина! Мальчишник у нас!!!
Морозов. Неси жбан, хозяйка!
Все дружно пьют, закусывают.
Алексей (Лачинову). Запоминай, воевода… (Указывает на Морозова). Это дядька мой — Борис Иванович; посажённым отцом завтра будет… (На Милославского). А это отец невесты моей, будущий тесть Илья Данилович… (На Матвеева). Это дружок мой Артамон Матвеев … (На братьев Милославских). А это просто дружки…
Морозов (Лачинову). Жених у нас завидный, нечего сказать… Медведя — это ведь он завалил…
Милославский. Рогатиной!
Лачинов (со знанием дела). Не каждому дано, не каждому… Зверь сурьёзный!
Алексей (с досадой). А лося не догнал! Конь обезножил, вот что.
Матвеев. Чуть свет в седле! Тут и арабские скакуны не выдержат.
Алексей. Песню давай!
Слуги: Веселись, гуляй, приезжий!
Жизнь — она одна.
Ждёт нас всех погост, но прежде
Выпивай до дна!
А с утра на заре
Распростись с привалов.
Все мы здесь — на дворе
Постоялом!
Припев: Двор удалый, постоялый
Между Нижним и Москвой!
Заходи, народ усталый,
Заслужил ты отдых свой!
Алексей (Матвееву). Артамошка, чёрт, пляши!!!
Артамон пляшет, с ним братья Милославские, застолье перерастает в бесшабашное русское гуляние…
СЦЕНА 2. УТРО.
Тот же постоялый двор. Воевода и Настасья.
Настасья. Просыпайся, милый! (Целует его).
Лачинов. Настёнка! (Прижимает хмельную голову к её груди, стонет).
Настасья. Что, воевода?.. Тяжко?.. Наливочку будешь?
Лачинов. А рассол есть?
Настасья. Капустный, с погреба…
Лачинов. Неси!.. (Оглядывается кругом, потирает голову). Вот тебе и «Двор удалый, постоялый»!... Лихо мы вчера гульнули!
Хозяйка приносит запотелый жбан, Елисей жадно пьёт.
Настасья. Помнишь, чай, что на царскую свадьбу зван?
Лачинов. Как на царскую?! (От удивления проливает рассол на бороду).
Настасья. А ты не понял вчера?.. Молодой охотник — он ведь и есть Государь Московский Алексей Михайлович.
Лачинов. Царь?
Настасья. Царь.
Лачинов. Жених?!!..
Настасья. Жених.
Лачинов. И ты знала?!..
Настасья. Все знали. Да не велено было сказывать.
Лачинов (качает головой). Зарезала! Зарезала ты меня, Настасья Карповна! (Сокрушаясь). Я кашей угощал… кого? Самого Государя?!!
Настасья (беспечно). Да что же он — не живой человек?.. Тоже проголодался на охоте: ел твою кашу да нахваливал!
Лачинов. А бояре… Они настоящие?..
Настасья. Какие же?.. Те, что постарше — Морозов, Милославский… А помоложе — Артамон Матвеев, дружок царя…
Лачинов. Вот те на! В один день — весь цвет московский встретил. Будто в Думе побывал!
Настасья. В Думе не знаю, а на охоте — самый близкий царский круг.
Лачинов. Только я посторонний…
Настасья. А по мне, так ты ко двору пришёлся, воевода. И царь тобой доволен, и бояре…
Лачинов. А ты?..
Настасья. Я больше всех! ( Целуются).
Лачинов. Ну что, красавица… Поеду я?..
Настасья. Езжай, Елисей Протасьевич… Царь ждать не будет. (Не в силах отпустить любимого). Изголодалась я по живой душе!
Лачинов. Мне от тебя уезжать — тоже нож острый…
Настасья. Любый мой!
Лачинов. Милая! (Крепкие объятия).
Затихающая вдали песня:
А бывает, и любовь в сердце талом
Повстречаешь на дворе постоялом!
Занавес.
СЦЕНА 3. МАКАРЬЕВСКАЯ ЯРМАРКА
Лето 1648 года. Макарьевская ярмарка близ Нижнего Новгорода: снуют торговцы пирогами, сбитнем, квасом, веселит людей Петрушка, слышны гармошка, гусли, балалайка…
Звучит песня «Макарьевская ярмарка»:
Как на Волге, где монашенки живут,
Появился вдруг торговый люд!
Появился здесь весёлый народ,
Калачи и пироги продаёт.
Детворе даёт по бублику,
Веселят честную публику!
И шумит теперь не только река,
Но Макарьевская ярмарка!
Девица: Ах, матушка, ах, батюшка,
Вы пустите дочь свою
На Макарьевскую!
Парень: Ах, батюшка, ах, матушка,
Вы пустите-ка меня
Погулять до утра! Э-э-эх!!!
Настасья. До чего же весело, Елисеюшка!
Лачинов. На то она и ярмарка — Макарьевская!
Настасья (глядит с завистью). Как давно я на качелях не каталась!
Лачинов. Ещё чего! Ты, Настасья, не девка уже, а воеводова жена!
Навстречу идут Юрий Катранский и Полина.
Юрий (глядя на Лачинова). Похоже, мы виделись с этим служилым…
Лачинов. Провалиться мне на этом месте, ежели ты не Балахнинский воевода Юрий Катранский!..
Юрий. Не полезет мне вино в глотку, если ты не Муромский воевода Елисей Лачинов!
Лачинов. Зимою мы виделись…
Юрий. В Москве, на царской свадьбе!.. Обнимемся, брат?
Обнимаются, представляют своих жён.
Лачинов. Это жёнушка моя — Настенька.
Юрий. А это моя половина — Полинушка.
Лачинов (оценивая взглядом Полину). Хорошие жёны водятся у вас на Волге!
Юрий (любуется Настенькой). Не хуже и у вас на Оке!
Все четверо одновременно: Места надо знать!!! (Весело смеются).
Лачинов (даёт жене деньги). Ну, идите погуляйте…
Юрий (то же самое — своей жене). Потрещите, сороки…
Лачинов. А у нас дела мужские, сурьёзные!
Полина. У нас не хуже! (Берёт Настасью под руку).
Настенька (Полине). Уже смотрела голландские кружева?.. Это такая прелесть!
Полина. А китайские шелка? Чудо! (Уходят).
Юрий (Елисею). Что нового, дружище? (Подзывает полового, указывает на чарки с вином).
Лачинов. Недавно был в Москве. (Оглянувшись по сторонам). Там поговаривают о Малороссии.
Юрий. А что такое?
Лачинов. Одно лишь имя у всех на устах: Богдан Хмельницкий!
Юрий. Ну слышал… И что?
Лачинов. О! Рассказывают про Хмельницкого, что обидел его польский шляхтич. Разорил его хутор, погубил сына, увёз жену красавицу… Пошёл Хмельницкий жаловаться королю Владиславу…
Юрий (с весёлой улыбкой). Это который значился и нашим царём?
Лачинов. Тот самый! Поведал Богдан о своём горе, а король в ответ: «Удивляюсь я на тех, кто, имея саблю за поясом, не может сам наказать своих обидчиков».
Юрий. Так и сказал?
Лачинов. Так и сказал. Вернулся Богдан на Сечь, собрал своё войско и так погнал гордых шляхов, что всё Левобережье Днепра теперь под его властью! Так и зовётся — Гетьмовщиной.
Юрий. Ну хорошо, дай ему Бог здоровья, а Москва при чём?
Лачинов. При том, что запорожские казаки Богдана Хмельницкий желают отколоться от Речи Посполитой и приткнуться… к Московии, к нам!!!
Юрий. Это что же?.. Все исконные города наши обратно отойдут? Чернигов, Нежин, Переяслав?!
Лачинов. Бери выше! Сегодня и мать городов русских — Киев — у Хмельницкого!
Юрий (с глубоким вздохом). Речь Посполитая не отдаст нам такой каравай без боя!
Лачинов. И Литва вступится. Она понимает: Смоленск, Дорогобуж, Рославль — тоже исконные русские земли!
Юрий. А там и Швеция спохватится. В Смутные времена, тихой сапой, она у нас немало прибрала!..
Пауза.
Лачинов. Мы воеводы… Не всё же на печи сидеть?!
Юрий. Истинный Бог, дружище. Повоюем!
А песня продолжается:
Шире Волги на Руси нет реки,
Нет Макарья краше ярмарки!
Девица: Ах, матушка, ах, батюшка,
Вы пустите дочь свою
На Макарьевскую!
Парень: Ах, батюшка, ах, матушка,
Вы пустите-ка меня
Погулять до утра!
Плясовая, хоровая, широкое ярмарочное веселье.
СЦЕНА 4. ДУМА. Алексей, Милославский, Морозов, Матвеев…
Милославский. Дозволишь, Государь?
Алексей. С хорошей вестью, аль нет?
Милославский. Владислав помер...
Алексей. Верно ли?! Ещё не слишком стар был король Польский…
Милославский. Люди надёжные сообщили, из самой Варшавы...
Алексей (с лёгкой насмешкой). Батюшке моему был главный соперник. Звался царём Московским, но до Кремля так и не шёл, не осилил! (Пауза). Кто сядет на его престол? Что думаешь, Милославский?
Милославский. И сомневаться не приходится, Государь: сводный брат покойного Ян Казимир… Он и так засиделся в князьях…
Алексей. Воинственный, говорят?
Милославский. Не приведи Господь!
Алексей. М-да… Ну, а что Богдан Хмельницкий?
Милославский. Ещё один свиток прислал…
Алексей (решительно). Ну, всё… Собирай Думу! Пора решать, наконец!
Милославский. Позволь слово молвить, Государь.
Алексей. Говори…
Милославский. Дело идёт к войне, это ясно… В такие времена все добрые люди воедино быть должны… Прощать обиды сам Господь велел…
Алексей. И что же?…
Милославский (низко кланяется). Прости Морозова, государь… Велик его грех, не спорю, но отмолил он его в Белозерском монастыре.
Алексей. Ишь, защитник! За соляной бунт не токмо Морозова — и тебя бы надо в монастырь!
Милославский. За что, батюшка?!
Алексей. А ты не ведаешь?.. У обоих рыльца в пушку! (Грозно). Говорю вам всем, ненасытные: забудьте о своих сундуках! Думайте прежде о России-матушке!
Пауза.
Царь садится на трон, входят Матвеев, Морозов, братья Милославские…
Матвеев. Царь батюшка! Прибыли все, кто сегодня в столице…
Алексей. Не густо... Ну садитесь, в ногах правды нет... Прочти, боярин!
Милославский (разворачивает свиток, читает): «Наизъяснейший вельможный и преславный царь московский Алексей Михайлович! Пишет тебе Гетман Запорожского войска Хмельницкий Богдан Михайлович… Нет слов, чтоб рассказать о великих притеснениях, творимых от шляхты и ксендзов, их надругательствах над верой православной. Не сдержав тех обид, поднялись Запорожские казаки на борьбу. В скольких славных сражениях одержали мы верх, освободили всё левобережье Днепра, в водах которого когда-то крестилась древняя Русь… Сейчас добрая половина Украйны милой находится в наших руках и зовётся Гетьмовщиной; восстановили мы на ней православные храмы… Челом бьём, великий Государь! Наше кровное желание — быть заедино с православной Россией, под рукой великого русского царя Алексея Михайловича». (Сворачивает свиток и с поклоном отдаёт царю).
Наступает мёртвая тишина.
Алексей. Я жду, бояре!.. (Пауза). Ну давай ты, Милославский, коль начал.
Милославский (низко кланяется снова). Благодарю за честь, государь! Братья наши, православные христиане, подвергаются гонениям ещё с Брестской унии 1596 года. Даже митрополита не было в Киеве 40 лет!.. Много, много православных людей не вынесли гонений, отошли от нашей веры к церкви бесовской, римской. Но тем паче должны мы чествовать истинных христиан, которые жизни свои кладут за веру отцов и предков — за праведную Греческую церковь!
(Милославский набожно крестится и вновь садится на свою лавку)
Морозов. С одной стороны так, бояре, а с другой — не во всём можно верить гетману Хмельницкому. Под защиту русского царя просится, а на знамени своём пишет «Милостью короля!».
Закивали седые бороды.
Милославский. Королю Владиславу всегда были верны Запорожские казаки, а били притеснителей своих: шляхтичей да ксендзов. Отныне же, как сел на престол Ян Казимир, Хмельницкий вовсе решил отколоться от Речи Посполитой.
Алексей. А что же Ян?
Милославский. По слухам, Казимир задумал вернуть себе шведскую корону, но и Запорожцы для него — кость в горле… Будет биться на две стороны: на север и юг.
Матвеев. За двумя зайцами погонится, ни одного не поймает.
Первый боярин. Не созрели мы для войны с Речью Посполитой!
Второй. Исконные русские города надо когда-то возвращать!
Матвеев. Который год страдают русичи под чужой пятой!
Первый. Воевать — не в лапту играть, здесь палка о двух концах!..
Алексей. Ну вот что, бояре. Нет среди вас единства, как нет его и в душе моей. Не внять мольбе Запорожских казаков — позор на наши головы, а внять — войны не избежать!
Матвеев. Мы воевать не прочь, Государь. Но должен каждый знать, за что воюет. За Малороссию милую — это одно, а против Речи Посполитой — другое.
Алексей. Война, бояре, — такое дело, что должны мы испросить совет всего народа нашего — на Земском Соборе. Потому решил я так: ответ Хмельницкому покуда не давать, а послать к нему большое посольство: того же Бутурлина со товарищи, Матвеева в придачу. (Матвееву). Приглядись, что к чему, потом расскажешь.
Морозов. Вот это верно!
Милославский. Мудрые слова, Государь!..
Первый боярин. Пусть разведает!..
Алексей. А ты что скажешь, Артамон? Не на гулянку идёшь — там может быть всякое.
Матвеев. Я полком командовал, царь-батюшка. Не оплошаю и на этот раз.
Алексей. И учти, Матвеев: ответ будешь держать не нам — Земскому Собору. Как решит народ, так и будет!
Звучит песня «ПРАВДА-МАТУШКА»:
Так бывало: в тронном зале
Долго истину искали,
Долго истину искали
Сто бояр и государь.
Не нашли! Народ собрали
И в грязи её сыскали,
В нищете её сыскали,
Как не раз бывало встарь!
Как в центре глубока река,
И дно отыщется не сразу,
Так правда-матушка, пока
Со всей земли, издалека
Не соберёшь вселенский разум.
Из лесов и степей, и с Уральских гор,
Да от северных морей — в Белокаменную
Собирайся веселей, Русский Земский Собор!
Говори народ смелей Правду пламенную!
Занавес.
СЦЕНА 5. СМОЛЕНСК
Август 1654 года. В боевом шатре вблизи Смоленска — Алексей, Морозов, затем Лачинов. Царю 25 лет, он в воинской форме, наблюдает за сражением в подзорную трубу.
Алексей. Лето кончается, а мы Смоленск не можем взять, Морозов!
Морозов. Король Сигизмунд два года его брал, государь. Это крепкий орешек!
Алексей. Это русский крепкий орешек! Нашим и должен быть!
Морозов. Скачет кто-то, царь-батюшка…
Входит Лачинов, голова его перевязана, видна кровь. Низко кланяется царю.
Алексей. Ты ранен?
Лачинов. Не я, государь, наш полк при последнем издыхании!
Алексей. Что же просишь?
Лачинов. Пушек… Наши все побиты.
Алексей. Слыхал, Морозов?.. Всё, что есть в печи — всё на стол мечи!
Морозов поспешно уходит.
Алексей. Ты кто ж таков? Не признал сразу…
Лачинов. Елисей Лачинов, государь! Воевода из Мурома…
Алексей. Постой, постой… На постоялом дворе?..
Лачинов. Точно так! Мальчишник был у тебя перед свадьбой.
Алексей. Кашей своей ты меня угощал?.. Помню! А я тебя на свадьбу звал. (Вспоминает свои слова). «Нешто откажешь, воевода? От чистого сердца зову!».
Лачинов. А я: «Позволит царь-батюшка — пойду, нет — не серчай, боярин».
Оба весело смеются.
Алексей. Вижу, ты в новой форме?
Лачинов (козыряет). Воевода драгунского полка, ваше величество!
Алексей. Молодцы, драгуны! Не хуже стрельцов дерётесь!
Лачинов. И мушкет, и шпага, и бердыш — всё у нас к месту, всё при деле!
Алексей. Погоди, дай срок — будет у нас армию не хуже европейской!
Лачинов. Это бы куда как славно, государь!
Звучит песня «Русские города»:
Мы ни просим судьбу ни о чём,
Целость Родины — наша награда!
Нам чужого, ей Богу, не надо,
Но свои города заберём!
К тебя, Смоленск и Стародуб,
Дорогобуж или Чернигов
Был рок судьбы порою груб,
Лихое доставалось иго,
Но голос крови — он един,
И города вставали из руин!
И возвращались из глубин веков
Под общий кров, под общий кров!
Входит Морозов.
Морозов. Запасный полк с пушкарями готов, царь-батюшка!
Лачинов. Позволь показать дорогу, государь. Через балку, лесом — выйдем неприметно.
Алексей. Ступай, отчаянная голова! Да живым оставайся, велю! Мы ещё с тобой свидимся!
Поклонившись, Лачинов уходит.
Алексей. Славный воин этот Лачинов!
Морозов. Такими же были и предки его. Григорий служил ещё Благоверному Князю Василию… Дети, внуки Лачиновы — все воеводами были: кто в Арзамасе, кто в Соликамске…
Алексей. Жив останется — определим Елисея воеводой в Дорогобуж. Сегодня это вновь русский город, так надо, чтобы с первых дней им правил русак — надёжный, смелый, преданный!
(Пауза, оба смотрят на Смоленск)
Морозов. А правое то крыло … сравнялось, царь-батюшка!.. Драгуны в атаку пошли!
Алексей. Дай Бог!.. Артиллерия оживилась…
Морозов. Славно стреляют пушки, государь!.. Любо-дорого посмотреть!
Алексей. Не проговорился, Борис Иванович?
Морозов. Как можно, батюшка?.. В Туле спрашивали меня: кто новые орудия нарисовал так славно? Я отшучиваюсь: не перевелись на Руси мастера… А сам думаю: узнали бы туляки — то-то ахнули бы!
Алексей. Гордыня не от Бога, от врага Его, Борис Иванович. Не ты меня учил этому?.. В Писании сказано: «А мне, грешному, здешняя честь аки прах»!
Морозов. И потомки не узнают?*
Алексей. Не это главное, старик. Чертежи чертить и подьячий сможет, а царское дело иное. Крепить государство денно и нощно — вот наше дело! Да так, чтобы границы во все стороны росли, чтобы нельзя было пробиться сквозь них ни половцам, ни монголам, ни шведам!
Морозов. Мудрые слова, Государь. Мудрые!
Алексей. Мечта моя — со всех сторон обнести Москву надёжными городами, посадить в них крепкую стражу…
Морозов. А пушки на стенах поместить дальнобойные, батюшка, твои!
Алексей. Ну, мои ли, чужие ли… Мастеров много, а царь один. Вот на днях объединились мы с Малороссией — это дело великое!
Морозов. Сегодня Смоленск возвращаем: полвека мечтали о том смоляне!
Алексей. С Востока Сибирь великой преградой легла: Нерчинск, Иркутск, Селенгинский острог… Сквозь эту твердь не сразу пробьются кочевники!
Морозов. Где слабое место у нас, государь, так это Дикое Поле — от нижней Волги до Оки…
Алексей. Знаю, Морозов, знаю. В Симбирске крепость возвели — уже славно! Мыслил я далее продолжить крепостную черту: от Самары до Саратова, но война помешала.
Морозов. Вот погоди, завершим поход, царь-батюшка, я с прежними силами возьмусь за мирные дела!
Алексей. Да смотри, не проворуйся, как с соляными налогами! Второй раз не помилую, на кол посажу казнокрада!!!
Морозов. Великий Государь! Батюшка! Доколь же старое ворошить?!..
Алексей. Доколе воровать не перестанете, окаянные!.. У кого воруете?! У России-матушки, у самих себя?!! (Пауза). Похоже, взяли Смоленск!!! (Морозову). Вели складывать шатёр, воевода. За Днепр! За Днепр!!! Указывает саблей на Запад. Звучит песня Днепр:
А славяне всегда
Почитали реки,
И носила вода
От варягов в греки…
Припев: Ах, Днепр, гладь волны,
Берега какие!
Шли Олеговы челны —
Из Смоленска в Киев!
Не забыть никогда,
В этом наша сила,
Что днепровская вода
Россиян крестила! (Припев).
*Алексей Михайлович Романов, обладая высокими познаниями в военных делах, усовершенствовал полевое орудие, но всячески скрывал это.
ДИКОЕ ПОЛЕ
СЦЕНА 6. БАЛАХНА 1662 г. Катранский и Полина.
Полина. Случилось что, муженёк?
Катранский. Сегодня гонец прискакал… Велено быть в Москве.
Полина. И куда теперь?!
Катранский. Я человек ратный, куда скажут, туда пойду.
Полина. Но говорят, что после Смоленска перемирие вышло…
Катранский. Значит, не на войну… Но — на всё воля царская.
Полина. Не приведи Господь, загонят в Архангельск или ещё куда северней…
Катранский (с усмешкой). Севернее Архангельска жизни нет, глупенькая. Ледяное море — край земли!
Полина. Избави Бог! Я страсть как морозы не люблю! Упроси царя послать тебя в Астрахань, что ли?
Катранский. В Астрахани свой воевода, не болтай глупости. Собирайся лучше: до Москвы путь не близкий.
Полина. Мимо Мурома поедем?
Катранский. А как же иначе!
Полина (радостно). Лачиновых наведаем, крестника моего!
СЦЕНА 7. МУРОМ 1662 г. Лачиновы и Катранские.
Лачинов (смотрит в окно). Кто-то в гости к нам… Никак Катранские?
Настасья (радостно). И Полина?
Лачинов. Оба рядом.
Входят Катранские.
Катранский. Все ли здравы, хозяева?
Лачинов. Слава Богу, гости дорогие! (Обнимаются, целуются).
Катранский. Как детишки, Настасья Карповна?
Настасья. Вашими молитвами, Юрий Ермолаевич, Полина, кумушка дорогая!
Катранский. Подарки им привёзли, игрушки Нижегородские.
Полина. Как мой крестник? Растёт?
Настасья. Двенадцать годков нынче справили.
Катранский. Вот ему от нас! (Достаёт мушкет с красивой отделкой).
Настасья. О, Господи! Ружьё?!
Лачинов. (Разглядывает мушкет). Не рано ещё?
Катранский. В этом возрасте каждый мальчишка – воин!
Лачинов. То-то у меня нос чесался утром! Доставай угощенье, Настёнка!
Полина. Я помогу!
Женщины, обнявшись, уходят.
Лачинов. Какими судьбами, Юрий Ермолаевич?
Катранский. В Москву зовут. Зачем — не ведаю, Елисей Протасьевич.
Лачинов. Государю виднее… Но военных дел нет покуда… Внутренних забот хватает.
Катранский. Что опять случилось?
Лачинов. Вновь шумит Москва — теперь из-за денег медных. Наш казначей Нащёкин придумал медные монеты чеканить по цене серебряных. Ну и началось! Кто берёт «медяшки», кто нет, кто свои монеты льёт!
Катранский. Даже так?..
Лачинов. О! Будешь в Белокаменной, гляди в оба, Катранский! Фальшивомонетчиков развелось — как опят в сентябре!
Катранский. Но за это же — головы секут?
Лачинов. А чаще вливают раскалённый свинец в глотку — и вся недолга.
Катранский. Свинец в глотку?! (Ёжится от ужаса). Страшная смерть!
Входят Настасья и Полина с угощениями, накрывают стол.
Звучит песня «Кумовья» :
Это кум пришёл и куму привёл,
Наливай-ка, хозяйка, медовую!
Такая кума, что сведёт с ума,
Выпьем эту, да вынесем новую!
За крестника, за наместника
Выпьем, кумушка моя непоседливая!
Расти большой с доброю душой,
Не забудь свою милую крёстную!
Занавес.
СЦЕНА 8. МОСКВА, КРЕМЛЬ, весна 1663.
Катранский, Матвеев, фальшивомонетчики.
Матвеев. Карты читаешь, Катранский?
Катранский. Непременно, батюшка Артамон Сергеевич.
Матвеев.. Тогда смотри… Вот от Москвы идёт дорога на Рязань…
Катранский. Знаю.
Матвеев. Южнее на Тамбов…
Катранский. Вижу.
Матвеев.. А между ними — посольский тракт. По нему московские послы в Золотую Орду ясак возили. А мала казалась дань — ордынцы сами шли той дорогой на Русь. Этот путь зовут ещё Тропой Батыевой…
Катранский. Понимаю.
Матвеев. А всё вокруг, и слева, и справа — Дикие поле. (Торжественно). Пойдёшь туда, Катранский, и преградишь путь кочевникам силой оружия русского!
Катранский. Выходит, что?.. Надобно в Диком поле крепость рубить?..
Матвеев. Именно так, воевода. Знаем, что не просто, да куда ж деваться?.. Эти степняки обнаглели в конец, ходят по Дикому, как по собственному. Дай им волю — не токмо до Оки, до Москвы дойдут!
Катранский. Дело сурьёзное, Артамон Сергеевич… Кого дашь с собою?
Матвеев. Перво-наперво детей дворянских — молодых, безвотчинных. На новом месте земли много, хватит каждому!
Катранский. Числом сколько?
Матвеев. Полсотни…
Катранский. Сто! Дело трудное, степняки кругом. Кто будет оборону держать?
Матвеев. Жаден ты, Катранский!
Катранский. Не себе прошу, боярин. Крепость рубить — не плетень плести!.. Казаков сколько?
Матвеев. Вволю. И с тобой пойдут, и там, на реке Суре, есть станица казацкая. Под себя возьмёшь.
Катранский. Понял… Простого люду много ли дашь?
Матвеев. Этих бери сколь хошь! Давеча Медный бунт усмирили, так в острогах полно народу!
Катранский (презрительно). Какой же это народ? Каторжане, висельники!..
Матвеев. Э-э, не скажи, воевода. Кто фальшивые монеты льёт — народ шибко ловкий! Они и в кузнечном деле, и в литейном — всюду тебе будут первыми помощниками.
Катранский. А ну как не согласятся? Это же не крестьяне — народ вольный?
Матвеев (весело). Согласятся, воевода! Мы их… попросим.
Даёт знак, и стража вводит осужденных на казнь фальшивомонетчиков — трёх мужчин и девку.
Матвеев. Шапки долой! Смотри у меня, безбожники! И голова улетит вместе с шапкою!
Клим. Она и так улетит, и этак, боярин. Под твоим топором пожалуй что и проще…
Матвеев. А нечего было фальшивые монеты лить!… Я смотрю, и девица с вами? Как зовут?
Глафира. Глаша… (Падает боярину в ноги, кричит). Я не виноватая, ваша милость!!! Это тятька с братцем, я рядом стояла…
Матвеев. И что же? Пожалеть тебя за это?
Глафира. Пожалей, боярин!!!
Матвеев. Сколько годков тебе?
Глафира. Осьмнадцать… Век буду Богу молить, служить до гроба!
Матвеев. Ну, а ежели повелю в дикий край идти, щи варить, бельё стирать?..
Глафира. Всё сделаю, ваша светлость! Только не губи!!!
Матвеев. Это не я решаю — воевода (указывает на Катранского). Вздумаешь своевольничать — приговор остаётся в прежней силе. Согласна ли?
Глафира. Согласна, батюшка!!!
Клим. А меня, ваша милость?! Я охотник! — белку бью в глаз, чтобы шкурку не портить.
Второй. А я и печник, и плотник… Силушкой Бог не обидел!
Третий. Я с детства в лесу, свалю под корень и дуб столетний, и сосну корабельную!
Матвеев. По мне, так казнить бы вас всех, казнокрады!.. Да воевода едет в Дикое поле — крепость рубить. Царь-батюшка повелел: ежели кто из вас, злодеев, согласится добровольно на работу тяжкую, на лишения и муки — освободить от казни лютой. Ну а нет — вольному воля. Свинца для ваших глоток у нас хватит...
Клим (низко кланяется Катранскому). Бери меня, воевода!
Второй. Меня тоже!
Третий. Степняки — не палачи, от них отбиться можно.
Матвеев (оборачивается к Катранскому). Ну ты как, воевода?
Катранский (сурово разглядывает осуждённых). Вот что я вам скажу, висельники… Коли задумали удрать по дороге или ещё какую пакость учинить, тогда лучше здесь оставайтесь: и мне спокойнее, и вам…
Клим. Истинный Бог, воевода!
Второй. Крест целуем!
Третий. Не пожалеешь, отец родной!
Катранский. А ежели так, то почитать меня, как Господа Бога! Скажу в прорубь — в прорубь, скажу в огонь — в огонь!!!
Клим. Ясно, воевода…
Катранский. Зовут меня Катранский Юрий Ермолаевич. Я отныне ваш Бог и царь, и дух святой: хочу казню, хочу милую!
Клим. Веди куды хош, Катранка! Мы рабы твои — до гроба!
Матвеев (машет рукой, осужденных уводят). Так, с народом порешили. Теперь оружие, пушки, провиант... А затем велено тебя к государю...
СЦЕНА 9. Алексей, Матвеев, Катранский, дьяк.
Алексей. Ну что, Катранский? Всё собрал в дорогу?
Катранский. Ещё не всё, царь батюшка.
Алексей. Говори!
Катранский. Поскольку армия ныне преображается на европейский лад, появляются драгуны и гусары, нельзя ли моим офицерам иной знак отличия иметь помимо пики, бердыша, мушкета?..
Алексей. Что ж ты хочешь?
Катранский. Шпаги, государь! Где бы мы ни были — в сражении, в походе, на привале — шпага всегда напомнит, кто перед тобой: русский офицер, подданный Московского Царя!
Алексей (Матвееву). А ведь он дело говорит!.. Пиши, дьяк: «Юрью Катранскому — сто шпаг»*. (Подходит к Катранскому, кладёт руку на плечо). Ну… с Богом, Юрий Ермолаевич! Великое дело тебе предстоит: построить новую крепость Московскую южнее Москвы, в Диком поле. Но мы завсегда будем знать, что там, вдали от Белокаменной, есть ещё одна наша защита, новый рубеж государства Российского!
(*Подлинный документ 1663 года).
Катранский. Помирать буду — не забуду твои слова, государь!
Алексей. Умирать не велю, а велю сделать русским Дикое поле!
Звучит песня: «Дикое поле»:
Не счесть, сколько боли испытано здесь!
Какая гремучая, жгучая смесь
Из смерти, и ран, и неволи
Тебя пропитала за столько веков,
Как много легло и друзей, и врагов
В широкое Дикое поле!
Припев: От копыт клубится пыль,
На Москву идёт Батый,
Возвращается затем
Диким полем.
Здесь косы свистели не только в лугах,
здесь пахарь шёл в степь со щитом на плечах,
торговец дружил с тетивою,
но трудно укрыться в широкой степи,
когда под копытом дрожат ковыли
и рать налетит саранчою…
Припев: В чистом поле — три сосны,
Не укрыться от грозы.
Ах, как весело стреле
В Диком поле!
Горели овины, горели дома,
От крика дитя мать сходила с ума,
И, за руки связаны, жёны
Брели по дороге на юго-восток,
И капала кровь на горячий песок…
И кнут, и рыданья, и стоны —
Припев: Всё слыхала эта степь,
Даже засечная крепь
Защищала не вполне
В Диком поле.
Сегодня не та Золотая Орда,
Но дикие орды бродили всегда
По славному русскому полю.
Ему ли не щедрую ниву растить?
Ему ли не пахарей вольных кормить?
Ему ли — не светлую долю?
Припев: На излучине реки
Появились казаки…
Будет крепость на горе
В Диком поле!
СЦЕНА 10. Берег реки Суры. Катранский, Клим, Глафира, Дрон…
Катранский (входит в круг). Слушайте все, друзья мои! Долго мы шли от Москвы по лесам и болотам. Кочевники нам путь преграждали, грозы гремели, гнус донимал… Но — дошли! (Первопроходцы крестятся). На этом самом месте, на высоком берегу Суры, срубим мы новую русскую крепость! По ту сторону реки — Дикое поле, а там, откуда пришли, — Москва-матушка. Туда мы кочевников не пустим!
Казаки, офицеры (вскидывают сабли). Не пустим!!!
Катранский. Завтра начнём место искать, а сегодня — большой привал! Телеги в круг, орудия по краю, дозор нести зорко! (уходит).
Голоса командиров: Телеги в круг!.. Дозор нести зорко!!! (Уходят все, кроме Клима, Глафиры и Дрона).
Клим. А ведь дошли, братцы!
Глафира. Дошли!
Дрон. Теперь осталось темноты дождаться…
Клим. О чём ты, Дрон?..
Дрон (недоуменно). Не понимаешь, Клим?.. А для чего мы в болотах вязли, гнуса кормили, лишенья терпели?..
Клим. Чтобы крепость строить…
Дрон (с усмешкой). Она тебе нужна, эта крепость?..
Клим. Мы Катранке слово давали…
Дрон. А куды было деваться? Либо свинец в глотку, либо Дикое поле… Я думал, вы умнее…
Клим. О чём ты думал, не знаю, но я крест целовал!
Глафира. Я тоже!
Дрон. Глупые вы люди! (Показывает за реку). Ведь вот она, воля! Реку переплыл — и всё. Гуляй, душа!!!
Глафира. Я не пойду!
Клим. Я тоже.
Глафира. Кто крест целовал и обманет, того Бог накажет. Молния убьёт!
Дрон. Бог прощает, ежели под угрозой клялись, подневольно… Ну? Кто со мной?
Клим. Нет, Дрон. Мы тебя отговаривать не станем, не маленький, но и ты нас не замай.
Глафира. Не подбивай на дурное дело!
Дрон. Э-э-эх! Вы не беглые вольные люди, а холопы воеводские!
Клим. Я тебе покажу «холопы»! (Поднимает кулак).
Глафира. Не тронь его, Климушка. Кто Бога обманет, тот долго не живёт.
Дрон (с угрозой). Ну прощайте! И ты, Клим, и ты, Глафира… Авось, ещё встретимся — на том берегу! (Уходит. Вскоре слышен всплеск воды и всё смолкает)
Пауза.
Клим. Да! Было нас четверо… Одного кочевники убили, другой сбежал… Теперь двое… Чую я, что и нам недолго осталось…
Глафира. Это почему, Клим?
Клим (пожав плечами). Вот ушёл Дрон, а меня мысли донимают чёрные…
Глафира. Какие, Климушка?
Клим. Ведь он не просто так ушёл, Глаха. Он всё с собой унёс: сколько нас, сколько пушек, ружей — всё изучил, поди.
Глафира. И что же?
Клим. А ну как к кочевникам перебежит?.. Расскажет им…
Глафира. И что же будет, Климушка?
Клим. Плохо нам будет, Глафира. С нас первых спрос: мы одни знали о побеге.
Глафира. Накажет Катранка?
Клим. Тебя простит, ты девка неразумная, а меня вздёрнут! (Показывает петлю на шее).
Глафира (решительно). В тот час, как тебя казнят, и меня не станет, Клим!
Клим. Это почему?
Глафира. А зачем мне жить без тебя?
Клим (недоуменно). Так это что же?.. Ты никак любишь меня, Глаха?!
Глафира. Думай, как знаешь! (Уходит).
Клим. Вот тебе и Юрьев день!.. (Пауза). Однако, как меня жизнь мотает! То монеты лил, разбогатеть хотел… То в тюрьме сидел, казни ждал. А теперь, у чёрта на куличках, и вдруг… любовь! (Решительно машет рукой). Ежели не повесят, пойду к батюшке. Авось, обвенчает?
СЦЕНА 11. Встаёт солнышко. Катранский, Клим, Глафира, казаки…
Голос из-за реки. Эгей!!! Катранка!..
Катранский. Орудия к бою! (Казак наводит пушку).
Крик. Не стреляй, однако! Калым… Менять будем…
Катранский (во весь голос). Эгей!!! Что меняем, Гассан?!
Крик. Твой человек на девка! Глафирка, однако…
Казак. Всё знают, сволочи!
Катранский (казаку). Веди арестантов! (Приводят Клима и Глафиру). Чья работа, каторжане?! Где третий?!..
Казак. Сбежал… (Указывает за реку). Вон стоит на том берегу!
Катранский. Связанный?
Казак. Да нет. Вольно стоит.
Клим (падает на колени). Прости, воевода. Вечор подбивал он нас, но мы не поддались!
Катранский. А мне не сказали, потому что товарищ?..
Клим. Товарищ не товарищ, а в застенках сидели вместе.
Глафира. Умоляли мы его не гневить бога, клятву не нарушать…
Катранский. Не внял?
Глафира. Нет…
Голос из-за реки. Ну чего, Катранка? Девку даёшь?
Катранский. Ну, казаки… Кто достанет перебежчика?
Казак (приглядевшись). Далеко, Юрий Ермолаевич!
Второй. Отсюда он не больше воробья… Разве попадёшь?
Клим (решительно). Я добуду!
Катранский. Ты?.. (Вспомнив). Ну да, это же ты охотник? Белка в глаз?...
Клим. Дай мушкет, воевода. Моя вина — мне отвечать. Не попаду — казни меня! (Указывает на Глашу). Только её не трогай, она не при чём…
Катранский (поколебавшись). Дайте ему мушкет!
Клим долго целится — и стреляет.
Казак. В яблочко!
Второй. Был Артём и — дырка в нём!
Катранский (громко). Бери его даром, Гассан! Он мне больше не нужен.
На том берегу слышны злобные крики, топот копыт…
Казак. Обиделись басурмане. А стрелой оттель не достанешь.
Второй. Да, мушкет подале бьёт!
Катранский. А что, Клим? Ты из пушки тоже так сможешь?
Казак. Не знаю, воевода… Надо попробовать.
Катранский. Ну ладно, испытаем… (Во весь голос). А сейчас — мушкет за спину, топор в руки, и начинаем крепость рубить! До зимы надо управиться!
Лесорубы поют:
Эх, лес, комары, стучат топоры.
Дуб столетний наземь пал,
и комарик зарыдал:
«Сто лет жил мой дед
На том дубу,
А я теперь куда пойду?»
Занавес.
СЦЕНА 12. СМЕНА КАРАУЛА. МАРТ 1664. Катранский, Полина, Лачинов, Настасья, казак. Раздаётся звон крепостного колокола.
Катранский. Это кто устроил колокольный перезвон неурочно?
Полина. Похоже, едет кто-то…
Катранский. К нам?!
Полина. А что ж ты хочешь, Елисей? Город строим — надо ждать гостей.
Катранский. Какой ещё город? Крепостица покуда. Но — перезимовали, и то хорошо!
Входит казак, отдаёт честь.
Казак. К твоей милости, воевода.
Катранский. Кто, откуда?
Казак. Из Москвы, вестимо. С других сторон дороги нет пока. Зима!
Отворяется дверь, входят Лачинов и Настасья.
Лачинов. Привечай гостей, хозяин! Еле добрались до тебя.
Катранский. Лачинов?.. Елисей Протасьевич?.. Ты ли это?!
Лачинов. Я, Юрий Ермолаевич. Дай обнять тебя, леший! (Обнимаются душевно, по-русски).
Катранский. И Настасья Карповна с тобой? Разреши, брат, поцелуемся с ней? (Обнимает, целует Настасью).
Лачинов. Я тебе тем же отомщу! (Обнимает и целует Полину).
Катранский. Как добрались, друзья мои?
Лачинов. По-Божески. Зимний тракт, я полагаю, лучше летнего?
Катранский. На много! Во первых, комары не донимают, во вторых, кочевники… Они народ южный, морозов боятся пуще казаков.
Лачинов. Но и казаки твои, я слышал, дают им дрозда?
Катранский. Покуда крепость рубили, не раз и не два пытались атаковать. А уж досаждали — то и дело!
Полина (взяв Настеньку под руку). Пойдем, голубушка, покажу тебе свою опочивальню. (Женщины уходят).
Лачинов. Мушкетами отбиваешься, Катранский?
Катранский. И пушечным боем тоже. Одного пушкаря у меня дорогой побили, так взял из бывших воровских людей, монеты лил. Ты не поверишь, брат: гуся на лету из пушки бьёт, вот те крест!
Лачинов. Подъезжали мы к крепости и не могли не нарадоваться, как много сделано за столь короткий срок, за полгода! Мне говорили в Москве: хоть называлась эта дорога Посольской, но места кругом глухие, медвежьи. А здесь — вон какой дворец!
Катранский. Погоди, отдохнёшь с дороги — покажу тебе всю свою красавицу: от церквушки до башен, от ворот до засечной черты. Не щадил ни себя, ни людей, когда возводили… (Наполняет чарки).
Лачинов. Догадываюсь, мой друг.
Катранский. Бог меня накажет за это: непосильный труд и набеги кочевников свели на тот свет немало первых поселенцев. Но… срубили крепостицу, Елисей, срубили!!! Восемь башен, столько же орудий, двое ворот: Южные и Московские, в которые вы въехали. Стража не дремлющая… Сколько было набегов — ни разу в крепость сию враг проникнуть не смог!
Лачинов. Это главное, Юрий Ермолаевич. За этим тебя и посылал государь. Мне же велено крепость от тебя принять и прирастить вокруг слободами, посадами...
Катранский. Ну что ж… Без людей и самая грозная крепость ничего не значит, а будет людно, и подступить к ней станет трудно!
Лачинов. Мудрые слова, воевода.
Катранский. За это и по чарке не грех, Елисей Протасьевич, друг ты мой закадычный!
Лачинов. За первого в этих местах воеводу! За тебя, мой душевный друг Юрий Ермолаевич! (Пьют).
Звучит песня НА РУБЕЖЕ
Чтобы стража не уснула,
Не нагрянули враги,
Будет смена караула,
Будет смена караула,
Будет крепость у реки.
Припев:
Проморгал — и не жди укоризны,
Расстаёшься тот час с головой!
Рубежи здесь далёкой Отчизны
И Москва, что стоит за тобой!
Есть столица, а в округе
Рубежи родной страны.
По реке сплывают струги,
По реке сплывают струги —
С новой крепости видны.
Припев.
СЦЕНА 13. Москва, терем ближнего боярина Артамона Матвеева. Он и Алексей Михайлович, затем Нарышкина.
Матвеев. На всё воля Божья, Государь. Без его ведома лист с дерева не упадёт. Уж какова была царица Марья Ильинична — мудрая, добрая, как мать родная… А ведь забрал Господь?.. Значит, Ему на том свете такие нужны!
Алексей. Многих, многих переселил Он в свои палестины! Морозова, Милославского…
Матвеев. Грехи наши тяжкие! (Со вздохом). Давай помянем их, царь-батюшка.
Входит Наталья, делает книксен, ставит дорогие бокалы.
Алексей. А ты чья будешь?..
Наталья. Нарышкины мы, государь.
Алексей. Как звать?
Наталья. Наталья Кирилловна.
Алексей. Стольник Кирилл Полуэктович кем доводится?
Наталья. Батюшкой мой.
Алексей. Славный ратник! Видел я его под Смоленском…
Матвеев. В рейтарском полку служил, ныне стрелецким командует… Сам в разъездах, так просил меня приглядеть за старшенькой своей — Натальей. Она мне как дочь!
Алексей (Наталье). Что же?.. Не обижает тебя Артамон Сергеевич?
Наталья. Он добрый, государь!
Алексей. Не скучно тебе в его покоях?
Наталья. Зимою разве что... А придёт весна, деревья расцветут… В саду у дяди — как в раю, ей Богу!
Матвеев. Садовника заморского держу… Ну, выпьем, Государь?
Алексей. Помянем царицу! (Пьют). А ты, красавица?..
Наталья. Я с вами посижу. Сама не пью, но рядом быть приятно.
Алексей. И с тобой, Наталья, тоже…
Наталья. Храни вас Бог! (Кланяется царю до самой земли)
Алексей (пробует на вкус вино и новоё имя). «Нарышкина Наталья!»… Звучит красиво. В твоём тереме, Матвеев, и вино недурственное и всё остальное тоже! (Уходит).
Матвеев (Наталье). Проводи царя, дурёха!
Занавес.
СЦЕНА 14. Январь 1670 года. Кремль. Жёны воевод — Полина и Настасья.
Полина. Настенька, милая! Ты в Москве?
Настасья. Зимой, ты помнишь, ездить от нас удобно.
Полина. Помню, как же! Когда вы были у нас?
Настасья. Семь лет прошло, Полина Кузьминична.
Полина. Как время бежит, Настасья Карповна!
Настасья. И не говори, родная. Мой старшенький, ты не поверишь, уже усы отпускает. Подлинно валет бубновый!
Полина. А мою Марфушку уже сватают! И глазом не успеешь моргну, как сделают бабушкой!
Настасья. Что нового в Белокаменной? Мы живём, как медведи лесные, ничего не знаем.
Полина. О! В Москве сегодня много нового. На Гостином дворе аптеку завели, на Тверской почту! У боярина Матвеева лицедейство показывают — Театр называется.
Настасья. Скажи пожалуйста! Уж не тот ли это Матвеев, что был дружкой у царя на свадьбе?
Полина. Тот самый.
Настасья. А государь? Как без жены в такую пору? Ведь он же молодой совсем!
Полина. Сорок лет. Но поговаривают, что присмотрел ему невесту боярин Матвеев.
Настасья. Как понять «присмотрел»?
Полина. Заманил царя домой, показал ему свою воспитанницу — и больше некого не желает видеть государь.
Настасья. Что же? Красавица?..
Полина. Писанная! Нарышкина Наталья…
Настасья. Когда же свадьба?
Полина. Всё готово, говорят, да вот беда: занемог старший сын государя, царевич Алексей Алексеевич. Покуда не поправится — грех.
Слышится тревожный колокольный звон.
Настасья. Что это?..
Полина. Царевича соборуют… (Со слезами). Уходит от нас Алексей Алексеевич!
Настасья. Спаси его, Господи! (Крестится).
Полина. Бедный бедный царь батюшка! Прошлый год царицу, ныне сына…
СЦЕНА 15. Братья Милославские.
Первый. Похоже, помирает царевич!
Второй. Что ж теперь?
Первый. Тут надо всё хорошенько обдумать, Ивашка. Мы с тобой Милославские и Лёша-царевич — тоже. Помрёт — кто этому возрадуется?
Второй. Наши враги.
Первый. Соображаешь! Стало быть, нужно что?..
Второй. Не знаю, брат.
Первый оглядывается по сторонам.
Первый. Нужно слух пустить по Москве, что враги Милославских замышляют против царевича козни, объявляют о смерти его. А Лёшенька жив, только скрывается, дабы не погубили его Нарышкины с Матвеевым.
Второй. Хитро!.. Однако, ежели помрёт, всё откроется!
Первый. Правду узнают лишь те, кто за гробом пойдёт. А слух разойдётся по всей Москве, по всей России!
Второй. Это да. Слухам больше верят, чем очевидцам.
Первый. То-то! Нарышкиным мы заранее подложим змею за пазуху. Наташка ещё и на трон не взойдёт, как чёрный слух впереди побежит: «Погубить хотят Нарышкины царевича Алексея!»…
Второй. Башковитый ты!.. Недаром, что старшой!
Первый. Не медли, Ивашка! Беги, трезвонь по Москве!
СЦЕНА 16. ПАСХА. Вдоль Суры в этот светлый день прогуливаются горожане: Лачинов, Настасья, Клим, Глафира…
Клим. Христос воскрес, Елисей Протасьевич!
Лачинов. Воистину воскресе, Климушка! (Христосуются)
Настасья. Христос воскрес, Глафирушка.
Глафира. Воистину воскресе, Настасья Карповна!
Настасья. Как дочка поживает?
Глафира. Хранит Бог… А как сынок ваш?
Настасья. Господь милостив.
Лачинов. Ты земельный надел получил, Клим?
Клим. Получил, воевода! Премного благодарен.
Глафира. Век будем Бога за вас молить, Елисей Протасьевич!
Лачинов. Ну-ну… Пойдём гулять дальше.
Пары расходятся.
Глафира. Как я счастлива, Климушка! Свой надел! А помнишь ли ты?
Клим. Суд да острог?… Лучше не вспоминать!
Глафира. А сегодня — ты подумай: сам воевода с нами христосуется!
Клим. А что ж ему нас сторониться? Я в крепости лучший пушкарь, ты — повариха… Твоими пирогами дорогих гостей угощают!
Глафира. Избу построим, своё хозяйство заведём! — вот когда жизнь начнётся, Климушка!
А в другой семье — иной разговор.
Лачинов. Весна пришла, Настасья Карповна!.. Не жалеешь, что уехала со мной в эту Тмутаракань?
Настасья. Я с тобой хоть на край света, Елисей Протасьевич!
Лачинов. Всё бы хорошо, Настенька, да весть я получил плохие… Только смотри: никому ни словечка!
Настасья. О чём ты говоришь, Елисей? Чай я — жена воеводы! Должна понимать.
Лачинов. Объявился на Волге донской казак — некий Разин Степан Тимофеевич. Поначалу ходил по Каспию, персов грабил… А пришёл на Волгу, начал русских купцов обижать, города… Астрахань взял, Царицын, Саратов… Сейчас на Самару плывёт…
Настасья. Но он же — вдоль по Волге… Мы в стороне остаёмся…
Лачинов. Пишут мне, что отряды Разина по всей округе рыщут…
Настасья. Запрёмся в крепости! Не впервой, муженёк… Степняки эвон по скольку наваливались, и ничего!
Лачинов. Главное я тебе не сказал. Кто-то слух пустил, что царевич Алексей Алексеевич… не помер нынешней зимой — жив остался!
Настасья. Выдумки всё это! Я сама шла за гробом, знаю…
Лачинов. Простой народ на байки гож... Поверил когда-то про царевича Димитрия, а сейчас про Алёшу…
Настасья. Не пойму я, Елисей: причём здесь царевич — и Разин?
Воевода оглядывается по сторонам:
Лачинов. Притом, что Стенька впереди себя «прельстительные» грамоты рассылает. Прельщает народ, будто плывут с ним вместе и юный царевич, и патриарх Никон… Кто из простого люда не пленится такими именами?! (Молчание).
Настасья. Да, Елисеюшка… Вот теперь и мне страшно стало...
Занавес.
СЦЕНА 17. «МОНАХИНЯ»
Лето 1670 года. Михаил Харитонов, воевода Степана Разина, только что проснулся, сидит в нижнем белье, чай пьёт. Решительно входит Алёна Арзамасская в дорогом зипуне, с саблей на боку…
Харитонов. Тебе кого?
Алёна. Тебя, ежели ты Степан Тимофеевич… Только вряд ли…
Харитонов. А ты его видела?
Алёна. Нет.
Харитонов. Тогда почему «вряд ли»? Я может самый он и есть — Разин Степан Тимофеевич! (Приосанивается).
Алёна. Баламут ты! Разин он такой… Он с самим Государем сидит за одним столом!
Харитонов. Это и я могу сидеть с Государем…
Алёна. Рылом не вышел!
Харитонов. Вот и всё, возьми её за пятак. (Накидывает персидский халат, строго). С чего ты взяла, что Степан Тимофеевич обязан здесь быть?!
Алёна. Народ сказывал: на правом берегу Волги большой отряд объявился.
Харитонов. У меня большой отряд, и что?.. Сама ты кто такая, чтоб выпытывать?!..
Алёна. Алёна я. Алёна Арзамасская, монахиня.
Харитонов. Монахиня?!.. Монашки Богу молятся, а не с саблями ходят в барских зипунах…
Алёна. Какой есть. Сняла с барина, его и ношу!
Харитонов (догадливо). А барин где?
Алёна. С Богом беседует.
Харитонов (с широкой улыбкой). Выходит, поменялись местами?
Алёна. Выходит, что так.
Харитонов (хохочет, потом говорит гордо). Я — правая рука Степана, атаман Михаил Харитонов. Слыхала?
Алёна. Нет. А я свой отряд привела на подмогу.
Харитонов. И что… велик твой отряд?
Алёна. Не знаю. Я считать умею до ста, а народу у меня куды как больше!
Харитонов. Эх, «воевода»! Считать не умеет, а полком командует!
Алёна. А ты не смейся, оглобля! Народ ко мне валом валит, и что же? Мне сидеть да пересчитывать?.. Других дел нету?
Харитонов. И это верно. Да ты садись, Алёна, пей чай, расскажи о себе.
Алёна (садится за стол). Рассказ мой скучный будет, атаман. Девицей отдали за старика, вскоре овдовела, пошла в монастырь близ Арзамаса… Там читать научилась, травы знаю… Силой меня Бог не обделил, верхом езжу… А как услыхала, что царевич идёт на Москву, бросила монастырь, саблю подпоясала, по селам пошла… В несколько дней сотню собрала, вот те крест!
Харитонов. Молодец, Алёна!.. (Строго). Но не сотни нам нужны сегодня — тысячи! Ступай по городам и сёлам, набирай людей поболе и говори всем, что не против царя идём — за него!
Алёна. Это как понять, Харитонов?
Харитонов. Вместе с нами плывут царевич Алексей Алексеевич да патриарх Никон. Знаешь, чай?
Алёна. Как не знать? Никон — нашенский, нижегородский.
Харитонов. Враги отлучили его от церкви, и он к нам примкнул. Богу молится за нас, за Степана Тимофеевича!
Алёна. Эвон как?!..
Харитонов. А идём мы на Москву, чтобы освободить из плена батюшку царя Алексея Михайловича. Поняла?
Алёна. Не шибко…
Харитонов. Вот и многие не понимают. А дело ясное, как репа. Вокруг царя сплелась паутина из предателей-бояр, окольничих, стрелецких сотников, дьяков-борзописцев… Все они жируют, грабят народ православный, мордуют его…
Алёна. Что есть, то есть.
Харитонов. А царю-батюшке о том не говорят, в кремлёвских палатах взаперти его держат, к народу не подпушают. Поняла?
Алёна. Начинаю понимать…
Харитонов. Мы избавим от тюремщиков и Государя, и землю Русскую! Ну? Поняла теперь, Алёна?
Алёна. Будто пелена с глаз!.. Одно прошу, Харитонов: позволь взглянуть на патриарха, получить его благословение.
Харитонов (сурово): Великий Князь Алексей Алексеевич и патриарх Московский Никон плывут за нами следом на царском корабле «Орёл» и будут в Симбирске со дня на день!
Алёна. Вон как! На царском?
Харитонов. Да. Но ждать их не надо, Алёна, а надо идти в сёла, города поволжские, нести слово верное и набирать новых воинов Атаману царскому Степану Тимофеевичу.
Алёна. Словно солнце проглянуло сквозь тучу — до того просияли мне слова твои, Харитонов!.. Ты сам-то куда теперь?
Харитонов. По волжским городам пройдусь, Алёна. Саранск, Керенск, Шацк, Пенза…
Алёна. А пустят?
Харитонов (Удивлённо). Это ж царские города?..
Алёна. Царские…
Харитонов. Именем Царевича и патриарха — не пустить не могут!
Алёна. Верно… (Пауза).
Харитонов. Ну… с Богом, Алёна Арзамасская! Приведёт Господь — в Москве Белокаменной встретимся!!!
Алёна. Береги себя, Харитонов… (Обнимает и целует его).
Занавес.
СЦЕНА 18. ПУШКАРЬ. Сентябрь 1670. Пенза.
Лачинов, Клим, казаки...
Клим стоит возле своей пушки с факелом в реке. Входит вооружённый Лачинов.
Лачинов. Ну что, Клим? Отстоим родную крепость?..
Клим. Должны отстоять, Елисей Протасьевич. Не впервой.
Лачинов. Что ж не весел, пушкарь? Или степняков бывало меньше?
Клим. Бывало и больше, воевода… Тут другое… Нынче перед нами — люди русские!
Лачинов. Да, люди русские, но России изменили! А потому они враги нам — хуже кочевников. Понял?
Клим. Понял...
Лачинов уходит. В дубовую стену вонзается стрела с листком бумаги на древке. Клим оглядывается и, развернув бумагу, читает: «Воины! К вам обращаются Великий Князь Алексей Алексеевич, патриарх Всея Руси Никон и Донской атаман Степан Разин. Мы идём на Москву, дабы защитить русский люд от притеснителей бояр и лживых дьяков. Все города Русские открывают нам ворота без боя, с колокольным звоном и церковным пением. Если же не сделаете оного, проклятие падёт на ваши головы и лютая казнь государева!»
На цыпочках входит знакомый казак.
Казак. Что читаешь, Клим?... (Забирает из рук пушкаря подмётную грамоту). Где взял?!
Клим (испуганно). Стрела прилетела… Я не виноват!
Казак. Ну и что ты об этом думаешь, пушкарь?
Клим. Голова кругом. Первый раз со мной такое…
Казак. Да-а… Это тебе не кочевники... Тут или пан или пропал!
Клим. Ты считаешь?
Казак. А как иначе? Этим угодишь, те придут — вздёрнут; тех послушаешь, эти отобьются — тоже самое… Куда ни кинь, везде клин!
Клим. Что же делать?
Казак. А что тут сделаешь? Я слыхал, что Разин Симбирск взял… Там и Нижний недалёко, и Москва… Кто с ним — тому почёт и слава, кто против — кандалы и плаха… (Облокачивается на пушку, незаметно вредит запалу).
Клим (взявшись за голову). Вот жизнь! Только всё наладилось: в Пушкарской слободе избу срубил, конём разжился, жена двойню родила… Нет! Опять всё не как у людей!
Казак. Думай, голова, думай. Но учти: царевичу поболе сдавались города и все без боя!
Казак уходит. Вбегает воевода.
Лачинов. В чём дело, Клим?! Враг к атаке изготовился. Целься, пли! (Убегает дальше).
Клим. Ну… делать нечего. Назвался груздем, полезай в кузов! (Целится, подносит к запалу фитиль, а выстрела… нет! Присматривается к пушке). Вот гады! Запал — смолою залили!
А снизу раздаётся восторженный рёв: кто-то открыл ворота, и в крепость врываются разинцы. Вбегает прежний казак, размахивает саблей.
Казак (громовым голосом). Войско царское идёт! На колени!!!
СЦЕНА 19. КАЗНЬ ЛАЧИНОВА. Харитонов, Лачинов, Клим, казак, разинцы.
На обычной телеге — дорогой ковёр персидский, на него поднимается атаман Харитонов.
Харитонов. Степан Тимофеевич Разин шлёт вам низкий поклон, славные жители Пензы! (Кланяется во все стороны). Не вняли вы мольбам боярским, не стали проливать кровь единоверцев — открыли нам ворота. Так бывало всюду, куда входили Степан Тимофеевич, юный Царевич и патриарх Никон. Великая армия наша взяла без боя Астрахань и Чёрный Яр, Царицын и Камышин, Саратов и Самару, Саранск, Инсар и Верхний Ломов, Керенск, Тамбов и Шацк, дошла до Тулы и очень скоро под звон колоколов войдёт в Москву Белокаменную!
Толпа одобрительно ревёт. Хмуро молчат лишь трое арестованных, в числе которых и воевода Лачинов.
Казак (Климу). А ведь это я тебе запальник повредил!
Клим. Ты?!!
Казак. Скажи спасибо, чудак-человек. Сейчас бы с ними стоял, не здесь! (Указывает на арестованных).
Харитонов. Но были средь вас и предатели, которые нарушили присягу царскую, пошли против Царевича, а потому приговариваются к казни скорой и справедливой! (Читает поданный ему лист). Воевода Лачинов Елисей Протасьевич — приговаривается!
Два ражих казака заламывают воеводе руки.
Лачинов. Эх-х! Глупый вы народ! Нет у них никакого «царевича». Подлинный Алексей Алексеевич, царствие ему небесное, умер своей смертью в январе сего года и погребён в Архангельском соборе Кремля патриархом Иоасафом... Никон давно из патриархов низложен и отмаливает грехи свои в Ферапонтовом монастыре. Вот правда!
Харитонов. Не слушайте его, православные! (Палачам). А вы что возитесь?.. На ворота его, окаянного! Не хотел открывать — пущай весит!
Лачинов. Прощайте, люди добрые! Помните своего воеводу Елисея Лачинова! Смуты проходят — народ остаётся! (Его уводят).
В стороне Настасья удерживает 17-летнего сына.
Лачинов-младший (вырывается из её рук). Я убью их, мама!!!
Настасья. Их очень много сегодня, сынок. Ты справишься с ними, когда станешь воеводой, как твой отец.
Глафира (с издёвкой). Это ты, Настасья Карповна?.. И сынок с тобой?
Настасья. Пожалей, Глафира! Не выдавай нас!
Глафира (с усмешкой). А вы жалели нас, когда моего отца казнили лютой казнью?
Настасья. Мы не казнили твоих близких, Глафира… Нас и в Москве в то время не было.
Глафира. Ну ладно… (Снимает шаль). Накинь на сына, сойдёт за девчонку. У меня вас искать не будут. (Уходят).
Занавес.
СЦЕНА 20. ВОЛЯ УМИРАЮЩЕГО…
Царские палаты, 1676 год. Алексей, Наталья, дьяк.
Алексей. Помираю ведь я, Наталья… В груди всё сжалось — не вздохнуть…
Наталья. Окстись, Государь! Тебе ещё жить да жить!..
Алексей. Знаю сам, что мало… Не даёт Господь долгой жизни Романовым. Батюшка в расцвете лет оставил меня, дети один за другим уходили на тот свет, ангелочки. Один был у меня достойный сын — Алёшка! Вот кто и начитан был, и зорок, и мудр…
Наталья. Царствие ему небесное! (Плачет)
Алексей. Я ведь женить его хотел на племяннице Польского короля … Вместо того, чтоб воевать, породнились бы с Польшей!
Наталья. Куда б как славно!.. (Пауза). А Иван?
Алексей. Этот квёлый. Себя еле носит — какое ему государство?!
Наталья. Петруша, хоть и младше, на голову его перерос!
Алексей. Да, Пётр велик! Ещё малец, а эвон какой верзила! (Пауза). Вот что, Наталья. Когда помру, начнутся меж вами козни. Милославские тебя ненавидят, это ясно. Их бы воля — сжили бы вас заживо: и Матвеева, и тебя, и Петрушу…
Наталья. Господи, помилуй! Не помирай, Лёшенька!
Алексей. Слушай и молчи! Когда помру, жить вам, Нарышкиным, не в Кремлёвских палатах, а в Коломенских, Преображенских… (Почувствовав близость смерти). Зови дьяка, царица!
Входит любимый дьяк и молча, без слов, берёт перо и бумагу.
Алексей. Пиши мою волю, чернильная душа! «Дабы случится так, что в живых останутся кто из Милославских и кто из Нарышкиных мужского полу, препоны не чинить ни тем, ни другим, а в цари избрать лучшего!» (Пауза). Я детей своих всех люблю, но Отчизну — больше каждого! Не по возрасту ценить Государя надобно, а по уму и воле! (Задыхается).
Наталья. Батюшка! Я лекаря крикну?.. Позволь!
Алексей. Зови патриарха, царица. Исповедует он меня.
Занавес.
ЭПИЛОГ
1709 год. Малороссия, близ Полтавы.
Царь Пётр Алексеевич и его старейший воевода Димитрий Елисеевич Лачинов.
Пётр. Ну что, старик? Одолеем мы шведов?
Дмитрий. Обязаны, Пётр Алексеевич. Батюшка твой и с меньшими силами взял Смоленск…
Пётр. В ту пору славный Богдан Хмельницкий был Гетманом Малороссии, а нынче — изменник Мазепа!
Дмитрий. Не все такие, как он, Государь! Много, много наших друзей в Малороссии!
Пётр. Вот тут говори подробнее, Лачинов. Предатель Мазепа обещает Карлу тысяч тридцать казачьих сабель. Врёт или правду говорит? Мне это очень важно знать!
Дмитрий. Понимаю, государь. Ежели 30, как брешет Мазепа, то руби мне голову, но я не знаю запорожцев! Видит Бог, и третью часть не наберёт Мазепа!
Пётр. Ну, дай-то Бог, Лачинов. Дай Бог Полтавской нам победы! (Обнажает саблю и идёт вперёд, к Полтаве. Лачинов вслед за ним).
Звучит песня «ПОЛТАВА».
«Была та смутная пора,
Когда Россия молодая,
В бореньях силы напрягая,
Мужала с гением Петра».
(А.С.Пушкин)
Ранним утром под Полтавой
Разгорелся бой кровавый —
Беспощадный жаркий бой!
Так, о скалы разбиваясь,
Злой волной о них взрываясь,
Словно зверь, ревёт прибой.
Шведы выступили смело,
Знали, знали своё дело
Лейб-гвардейские полки!
Два редута напрочь смяли,
Пленных, видит Бог, не брали,
Были острыми штыки…
Вот уж празднуют победу!
Ей ли удивляться шведу?
Но… ещё не весь маршрут:
Третий держится редут!
Все в разорванных мундирах,
Окровавленных и в дырах,
Насмерть русские стоят!
Бьют оставшиеся пушки,
А они, брат, не игрушки:
Грозен меткий их снаряд!
И когда уже кричали
Шведы славу королю,
Здесь по-прежнему стояли
За царя и Русь свою.
А потом и сам Великий
Показался юный Пётр,
Конь под ним свирепый, дикий,
С треуголкою пробитой
Государь летит вперёд
Как Юпитер, бог Победы…
И — не выдержали шведы!
Встали пешие полки,
Следом конница смутилась,
Первою в бега пустилась
Рать Мазепы — казаки…
А за ними грозной тучей,
Беспощадной и могучей,
Русская святая рать —
Та, что воинством потешным
Армия стрельцов мятежных
Некогда привыкла звать.
Нынче ж вот они: капралы,
Офицеры, генералы,
Что когда-то под Москвой
Шли мальчишками на приступ
«Крепостей»… О, как же быстро
Стал могуч «потешный» строй!
Всё подряд хвалить негоже,
Пораженья были тоже,
Но сегодня видит мир:
Войско, лучшее на свете,
Одолеть сумели эти
«Новобранцы», их кумир!
В тот же вечер под Полтавой
Завершился бой кровавый —
Беспощадный смертный бой!
Юный Пётр, строитель Невский,
Твой отец, герой Смоленский,
Восхитился бы тобой!
Занавес.
63.450 знаков с пробелами.
Автор. Юрий Кузнецов-Арбеков, член СП, лауреат Лермонтовской, ряда других премий, автор 30 книг. 440014, Пенза, Ахуны, 2-ой Дачный пер., дом 10, кв.1, Кузнецову-Арбекову Ю.А. Тел. (841-2) 62-96-13, моб. +909-318-1776.
E-mail arbekov@gmail.com