Был радиоприёмник бестолков.
Закатывал он певчим птицам сцены.
Воскресный запах, запах облаков
Сочился сквозь бревенчатые стены.
За двадцать с лишним лет из потолков
Не выветрился запах довоенный.
Июнем задержавшись у ворот,
Пионы нюхал сорок первый год.
Шагнули на закате прямо в сени
Ходули-молнии через порог.
Во взрывчатых созвездиях сирени
Зашевелился мокрый ветерок.
Разбуженный, он подпевал сирене
И помогал прожектору, как мог,
Пока сирень от газа и металла
Бомбоубежище маскировала.
Над лесом истребитель был подбит.
Вплелась в грибницу паутина гари.
А месяц, зоркий, точно следопыт,
Знал, что внедрились маленькие твари
Букетиками в затемнённый быт.
Рассвет учился пахнуть на базаре,
Купался вечер воробьём в золе,
И ландыши плясали на столе.
Проходит по земле за летом лето.
Нет больше ни пионов, ни войны.
Гвоздика промелькнула, как ракета,
И снова липы в сон погружены.
Грядущее без запаха и цвета
Глядит в окно глазами тишины,
Читая ночью на листах герани
Черновики чужих воспоминаний.
6.11.1965.