Би-жутерия свободы 159

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 159
 
На маскараде обломков жизней сумчатых и авоськовых в повседневной толчее всё кончалось с короля-нуля. Звучит абсурдно, но что особенного можно требовать от столь правдивого повествования, на поглощение которого обрёк себя мой читатель? Повсюду господствовала безнадёга, расписавшаяся в престолобесследии. Балет обнищал на неопределённый отрезок времени. Балерины выступали в разорванных пачках из-под сигарет, а мой путь из дровосеков в гомосеки никого не интересовал.
На Олимпе Завышенных Претензий хор беспризорных мальчиков затягивал тугими узлами зелёных пионерских галстуков песню «Меня охватила отрешённость задачника по математике», сменяемую ностальгическими кантатами тех ещё лет и незабываемых отглагольных по рёбрам времён. Кто-то из разночинцев яростно боролся за право голосовать на дороге к разухабистому будущему, не перелопачивая оборонительных позиций. Другие завидовали животным из группы «Морщинистые пятки», не подписывающимся под выуженными у них показаниями, по которым их невозможно было заставить платить алименты. Общество, в котором женщины мужают, а их спутники мало чем отличаются от них, ничего не производило кроме отталкивающего впечатления первостепенной важности. Кликуши из взвода, разворачивающегося в парадном в Маше,  проповедовали смирение без рубашек. Забравшийся футбольными ногами в китайскую вазу, чтобы соседи не болтали, что его ни во что не ставят перед запуском в производство проволочных заграждений бюстгальтеров, психиатр Луиджи Нарко-Выкуси, был изгнан супругой, за вынос из дома окончательного решения в антикварную лавку. Под давлением накладных звуков фанфар и ослепительного фейерверка преуспевавшие на ниве поэзии разворачивали лозунги правящей балом хартии, начинавшей с нуля, а надо было с единицы:
 «Нехорошо избивать человека до неузнаваемости за то что он любит поцицеронить; узнайте его как следует, потом бейте!»
«Добро пожаловать в расприделитель!»
«Экономика в упадке, нравственность страдает!»
«Настрадавшийся еврей, заражённый шовинизмом, не лучший ответ антисемитам!»
«Самые сенсационные разоблачения на нудистских пляжах!»
«Не плюй другому в ложу, если она у него переполнена, и тебе будет сопутствовать безвозвратный залог успеха!»
При усиленном питании революционными лозунгами, проходила лежачая забастовка наносивших неофициальные визиты проституток, и портье – она послужила объектом насмешек прессы и предметом диагностики сквозняков открытых дверей. Сквозь решето разрозненной человеческой памяти просеивалась окаянная пропаганда разносчиков инфекционных новостей. Мир ребяческих наворотов навыворот правящих вампиров подпитывался народной энергией, разряжавшейся в лужах информационного дождя.
Сегодня сиамские близнецы-убийцы Евдя и Моня (Анод и Катод на иврите) были выставлены (в Синоде) на всеобщее обозление с бумерангами в руках, выданными им устроителями при входе к запасному выходу. Это лишний раз доказывало, что у каждого народа своё неусыпное в закрома памяти внимание и своя Фемида. В Пекине, к примеру, она предстаёт на забитом народом стадионе с пистолетом в руках и повязкой, съехавшей с глаз, а у нас незлобливой женщиной по цене фешенебельного ресторана.
Вездессущий Бард в переулочном тупике под гитару с губной гармошкой у выщербленных зубов мытарил песенку о несбыточной мечте какой-то матери. Её сыну, оратору-провокатору, вернувшемуся калекой с последней войны, должно было выпасть счастье жениться на Синем Чулке, набитом деньгами.
И когда эта мечта через многие годы осуществлялась, вытряхнутый и постаревший Синий Чулок просит бывшего солдата сбегать за успокоительным для тёщи (её матери), и солдатик притащит, припрятанный со времён войны, автомат Калашникова.
Никто из празднично разодетой толпы на развесёлом Драйтоне не догадывался, что вялопротекающий маскарад спонсировался «Клубом Интимных Встреч». Ни Опа-наса, ни Зоси нигде не было видно, и происходящее (с точностью до наоборот) безостановочно прогоняло неповторимое время назад не «Кукурузником молочно-восковой спелости» через ревущую над головами Машину Забытого Времени. Слухи прогуливались под руку с реальными событиями по освещённому прессой дощатому променаду «Разгула преступности», бесстыдно выставляя напоказ пастилу предложении и как бы намекая, что оплодотворение происходит в фаллопиевых трубах, но их нельзя путать с образовательным центром. Ласковые мысли ласточками взмывали к небу, выполняя фигуры высшего пилотажа. И всё вокруг выглядело «Загадкой»

Милый мой, почему, почему,
                почему ты в себя не приходишь,
Утром в сад, превративший листву в бархатистую зелень
                росы,
В летний зной ты в тоске неприкаянный согбенно бродишь,
В одиночестве страшном пустые проводишь часы.

Милый мой, почему ты не можешь в себе побороть наносное
        упрямство,
Свой панический страх неоправданный укротить, оставаясь
со мной.
Я приму твои странности, не отвергая в дальнейшем альянса,
И покладистой стану с противоречивым тобой.

Милый мой, отношения наши для всех остаются загадкой.
Поведенье твоё – навороченный ребус, никем не решённый
                кроссворд.
Окружающим, близким и кисло,  и горько,  и сладко.
Жаль, что мать твоя раньше не решилась тобой на аборт.

Милый мой, ты загадка, загадка, сплошная загадка.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #160)