(Однажды бабка мне сказала)
Памяти Мараго
Спешит трусцою трус, и рысью рысь бежит,
Галопом скачет галл, иначе – иноходец,
Какое дело всем, каким аллюром жид
Свой коротает век - по имени Горовец.
Откуда взялся он, начало где берёт,
Из сорока колен принадлежит к какому,
Неужто Моисей, коль Библия не врёт,
Ему роднёю был, праотцем вот такому.
Легко ль жить на Земле, особенно у нас?
А каково тогда жить бедному еврею?
Но ведь с лица земли он стёрт давно как класс,
Теперь лишь он богат, другие же беднеют.
Вот кто умеет жить, всё под себя гребя,-
Не зря же всех собак им вешают на шею,
Идущие на смерть приветствуют тебя,
А выгода опять достанется еврею.
«Несправедливость в нас заложена, в крови»,-
Сказала бабка мне, на смертном ложе лёжа,-
Обрежем-ка тебя, ты только позови,
Проснется и в тебе какой-нибудь вельможа».
Сказала бабка так и испустила дух.
Я отказался зря: как сыр катался б в масле,
А вот теперь сиди, считай китайских мух
В какой-нибудь дыре – Ливорно иль Ньюкасле.
А был бы я еврей, курил бы фимиам,
В гробу, наверняка, был миро бы помазан,
Всплакнула бы по мне какая Мариам
И не дошёл бы я до этого маразма.
Сдалась мне эта плоть, коль крайняя она,
Обрезать, лучше б, дал – вдруг, стал бы тоже мудрым,
Тем паче, власть мозгов отнюдь не в ней дана,
Как Соломона мощь, что уместили в кудри.
А, может, эта плоть мешает мысль родить,
Мозг вместо серых глыб – из белой глии мякоть,
Но для того ль мозги, чтоб с их ума сходить
И, сняв трусы, потом по девственности плакать?
Пускай, от плоти плоть, и крайняя – моя,
Не откажусь её ни за какие «бабки»:
Куда б я ни попал, в какие бы края,
Нигде не находил такую плоть на свалке.
Какой быть может спор, коль под вопросом плоть,
А у евреев он встать может колом махом.
Что остаётся им? Снять рейтузы, хоть,
И, впереди неся, бежать за олигархом.
Такой аллюр и темп, конечно, не для всех:
Способствует тому, знать, отсеченье плоти,
Что может подавить желание утех
И навсегда отбить влечение до тёти.
Коль лишних тканей нет, то и желаний нет,
При этом, нет границ для мысли, лишь – просторы.
Никак в толк не возьму на протяженье лет,
Что обрезанье то из предписаний Торы.
Вот и пойми теперь – тут слёзы или смех:
И Тора, и Коран так схожи по названьям,
Еврей же и араб живых живее всех,
Покуда истребит обоих дядя Ваня.
Прошло уж столько лет, а мысли всё о том,
Правдивы ли слова моей нетленной бабы:
Что, если я еврей, и не простой притом,
Вдруг предком был моим, не кто-нибудь, а рабби.
К чему теперь она – словесная руда?
Мне не забыть никак нетлеющую бабку:
Сложилась как бы жизнь и вывела б куда,
Я согласись тогда на небольшую правку?…