одернув ночи темной фрак, расплывшись лунною улыбкой,
звезда чертила странный знак на лбу усопшего, так зыбко,
как будто черный метроном, беззвучно годы отсчитавший.
да и плевать, он был пропащим, теперь лишь тело. и фантом
души, измученной простудой, еще летел на лампы свет
сквозь мертвых мыслей силуэт своей наивной амплитудой.
коньяк, разбавленный слюной, застыл сияньем желтым в рюмке,
и кожа старой тертой сумки, когда-то купленной женой,
все грела том его стихов, так и не изданных при жизни -
листков исписанные тризны. до самых первых петухов
звезда здесь будет хоронить цветы, раскрашенные в иней,
и на алтарь входить богиней и так неистово любить...
очнувшись, выглянет во двор, и удивится снова небу,
как будто бы он был и не был, и вспомнит с Богом уговор.
нальет немного кофе в чашку, добавит сахар и лимон,
каким тяжелым был тот сон, наденет чистую рубашку,
возьмет листки, достанет спички, камин разжечь - да пять минут.
не все поэты строки жгут, а вот ему...считай,привычка.