Быть может, вспомнишь юность, лодку, сети
и пруд, где карасей чуть меньше, чем воды;
глухие и сырые тропы, и пятна от рассвет-травы,
и берега, которые куда спокойнее, чем эти.
Ты больше спал, пока дурная рыба,
вздымала ил и забивалась в плен.
Когда вода плескала до колен
я был над ней единственная глыба.
Ты больше спал, пока всё чудное творилось.
Рассвет вставал. Проснувшийся кузнечик
мне ноги щекотал, запрыгивал на плечи.
И в такт со всем живым моё живое билось.
Ты спал, мой друг, покуда свет не раскалял ту землю.
В тени под деревом, я прерывал роман, и зажимал страницы,
вздыхал, и взгляд свой в небо направлял, где птицы
летели, никому, кроме себя, не внемля.
Я навсегда запомнил те деревья,
и самого тебя я навсегда запомнил спящим.
Тогда, меж будущим и настоящим
была вся жизнь, которая теперь мгновенье.
И я оттягивал зенит, насколько только мог,
и не будил тебя, хоть поднимала сети рыба,
чтоб наблюдать, насколько сущее всё зримо,
чтоб осязать действительного неба потолок.
И только вдоволь сам напившись
свободой, небом, тишиной пруда,
тебя будил, и мы гребли туда,
где трепыхалась жизнь в сетях,
всем косяком своим забившись.