Пред тобой я была, как стыдливый листок на ладони,
Как берёзка в задумчивом поле — открыта ветрам,
Как зыбучая лодка в речном, мелководном затоне,
Как на голом холме белокаменный новенький храм.
Мне хотелось, чтоб ты заглянул повнимательней в душу,
Чтоб меня понимал-принимал, как себя самого…
Чтоб меж нами всё было серьёзно, без всяких игрушек,
Чтоб отчётливо, ясно ты видел моё естество.
Говорила, клянусь, я тебе лишь одну только правду,
И была каждый день пред тобою хрустально-чиста…
Ну, а ты откровенья мои принимал за рулады,
И язвил — не хватает мне с нотами, в строчку листа.
…А сомненья твои синим инеем трогали сердце,
Заморозив однажды берёзку, и поле, и лист,
Заковали в торжественном храме озябшую дверцу,
И судёнышко в речке… но лёд был прозрачен и чист.
Мне не больно уже, мне тебя просто искренне жалко:
Вместо ясного света во мне ты искал только тьму…
Неужели так часто врала тебе доля-нахалка,
Что теперь ты не веришь глазам и себе самому?!