Кто умирал, тот знает состояние:
Тогда себе принадлежишь не весь.
До смерти сократилось расстояние.
У тела, что-то, отнимает вес.
А может кто-то. Из страны призрачной,
Навстречу, выйдет, словно, ждущий друг
И заберёт, что мы по жизни тащим
Из ослабевших, почужевших рук.
И, сразу же, такое облегченье.
До благодарности истерзанной души,
Когда её терзанья и сомненья,
Незримый, благосклонно разрешит.
Так и встречающий. Зовёт с собой, и скоро.
Что не иду за ним, он удивлён.
Вот, за непренужденным разговором,
Роняет пару дорогих имён.
Мол, там давно; мол, — там им интересно.
Частенько вспоминают обо мне.
Мол, обо мне им всё-всё-всё известно;
Мол, ждут-пождут, что станем наравне.
Не только весом и географично,
Но общим станет даже интерес.
Мой провожатый, обещает, лично,
Вернуть меня лишившимся небес.
Истерзан дух. Забыться! Сколько можно?
Я с ним пойти давно уже не прочь,
Отлично зная, что не будет сложно
Своею собственной рукой ему помочь.
Конечно. Да. Единое движенье.
Петля, окно...Шагнул и вышел вон.
И тяжкое земное притяженье
Исчезнет в прошлом, словно страшный сон.
Но говорю: Я не имею права!
Петля и нож, наркотики, тюрьма...
Так часто Смерть ходила слева, справа...
Как часто я и сам сходил с ума.
Теперь нельзя...Не сам. Своей рукою...
Ты...вижу...добр, раз предлагаешь Ночь...
А средство, знаешь, выбери любое...
Ты можешь, знаю, сможешь мне помочь...
Но он, зачем-то, мне - о Римском праве.
Мол, сам решай, ты - жизни гражданин.
Влюбляться, умирать, мечтать о славе,
Иль страсть смирять у древних Палестин —
Тебе решать...Я добр! Какого ляда?
Пускай расколет каждый свой орех.
В Три-мирье нашем, никому не надо,
Задаром, отягчать свой личный грех...
И с другом так и не договорившись,
Иду назад, под тяжкой ношей дня.
Дошёл. Устал. Подумал, возвратившись:
Что здесь давно никто не ждёт меня.